Книга Коснись зари, страница 26 – Челли Кицмиллер

Хеллер была поражена его уверенной поступью, шириной плеч. Его высокомерием. Ей даже казалось, что сквозь маску, закрывающую половину лица, она видит его напряженный взгляд.

Очевидно, он кого-то искал…

Увидев, что незнакомец направился в ее сторону, Хеллер замерла. Вот он остановился перед ней, пристально глядя на нее сверху вниз из-под черного сомбреро…

«Нет, это не призрак, — подумала Хеллер, — он человек, но… очень необыкновенный!»

— Сеньорита! — Незнакомец снял сомбреро, положил руку на грудь и поклонился.

Хеллер смотрела на него, не отрываясь, но не могла ответить. Было что-то такое в его глазах, что напомнило ей о…

Неужели дон Рикардо? Может ли это быть? Определенно у них обоих испанская родословная, которая дала им одну и ту же смуглую кожу; но вот акцент…

Дон Рикардо говорил на английском почти так же совершенно, как и она, а испанские слова использовал крайне редко.

Незнакомец медленно выпрямился, и его пристальный взгляд устремился на Гордона Пирса.

— Сеньор Пирс, я не ошибся? — В голосе таинственного всадника появились металлические нотки. — У меня есть нечто, принадлежащее вам. — Он вытянул руку, с которой свисал конец кнута, прямо перед собой и раскрыл ладонь. — Вы узнаете эту вещицу, не так ли? — Рукоять кнута повернулась. — На ней ваши инициалы, дружище.

Бледное лицо Пирса покрылось пятнами землистого цвета: его кулаки сжались. Хеллер чувствовала, что он крайне подавлен.

— Нет, я никогда не видел это прежде. И вы ошибаетесь, мои инициалы — Г.П., а не Л.М.

Интересно, чего он боится? Страх, который Хеллер видела на его лице, мог быть случайным. Так чего же? Человека, стоящего перед ним? Кнута?

Она попыталась сравнить этих двух людей. Один источал спокойствие, и это служило ему щитом, другой казался воплощением страха и трусости.

— Ну да, конечно, — продолжал незнакомец, — вы ведь теперь Гордон Пирс, джентльмен, человек бизнеса, член Коммерческого совета. Признаюсь, я даже не сразу узнал вас, гринго. — Дюйм за дюймом он свернул кнут, затем ткнул его рукояткой в грудь. — Как трогательно, что вы сохранили этот небольшой сувенир в память о нашей первой встрече.

Хеллер ждала, что Гордон ответит, прояснит ситуацию, но ее кавалер не произнес ни звука.

— Вы оказали бы мне большую честь, сеньорита, позволив протанцевать с вами следующий танец.

Хеллер вздрогнула: она была слишком поглощена попыткой разобраться в происходящем и не сразу сообразила, что сама стала объектом внимания человека в маске.

— Но я не могу — танец уже заказан! — Она неловко протянула ему свою карту.

Незнакомец вскользь взглянул на записи.

— Действительно, следующий танец принадлежит этому сеньору, но мы это сейчас исправим. — Он взял карандаш и решительно вычеркнул строку, заполненную Пирсом.

— Мисс Пейтон здесь со мной, поэтому следующий танец мой! — Гордон выхватил карту из рук своего соперника.

Хеллер резко повернулась к нему.

— Прошу прощения, мистер Пирс, но я ни с вами, ни с кем-либо еще. — Она шагнула к незнакомцу. — Почту за честь танцевать вальс с вами, сеньор.

Неожиданно Гордон схватил ее за руку.

— Хеллер! — В его голосе ей послышалась угроза.

Бросив в его сторону испепеляющий взгляд, она отошла от него, взяла предложенную ей руку и, следуя воле партнера, медленно заскользила по залу.

— Вы очень красивы, сеньорита, — произнес он низким, грубоватым голосом, явно предназначавшимся только для ее ушей, — Трудно было не узнать этот богатый тембр — точь-в-точь как у дона Рикардо. Но возможно ли это?

— Вы льстите мне, сеньор Мурьета… или я должна называть вас Монтаньос? — Хеллер, затаив дыхание, ждала его реакции.

Он откинул голову и рассмеялся:

— Ручаюсь вам, сеньорита, я не самозванец. Хоакин Мурьета не играет в подобные игры.

Хеллер лукаво улыбнулась.

— Не знаю сама, отчего, но я не верю вам. Ваш голос звучит так знакомо… — Она быстро подняла руку к его маске, но он успел поймать ее запястье.

— Сеньорита, вам не следует этого делать. Если вы хотите считать меня сеньором Монтаньосом — пусть будет по-вашему, это не имеет для меня ровно никакого значения.

— Вы смущаете меня, сеньор. Если вы не дон Рикардо, то, возможно, я должна верить господину Суэйну и считать, что вы в самом деле посланник ада, призрак, как некоторые здесь думают…

Он загадочно улыбнулся.

— А я похож на призрак? — Его руки сильнее сжали ее талию.

— Не знаю. — Хеллер притворилась, что ничего не чувствует. — Я никогда раньше не танцевала с призраком. Итак, кто вы на самом деле?

— Я уже сказал вам.

— Но Роберт Суэйн и Гордон оба, похоже, испугались вас. Почему?

Он прервал ее, притянув ближе — слишком близко.

— Довольно вопросов! — На этот раз его голос вовсе не звучал как голос дона Рикардо.

— Как вы смеете приказывать?

— Смею, сеньорита, потому что я — Хоакин Мурьета.

— Не понимаю. Что вы такое говорите?

— Из вас вышел бы очень плохой солдадеро, сеньора.

— Смею ли я спросить, что такое солдадеро?

— На вашем языке — приверженец.

Хеллер удивленно приподняла брови:

— Почему, ради всего святого… — Она остановилась на полуслове, так как внезапно поняла, что они были уже не в танцевальном зале, а в большой задрапированной нише. Ее так увлекли собственные вопросы, и она была настолько загипнотизирована этим человеком, что даже не замечала, куда он вел ее.

Тревожные мысли с бешеной скоростью замелькали в ее голове, но, прежде чем она смогла привести их в порядок, он прижал ее к себе. Наклонил голову и впился губами в ее губы.

Хеллер застонала от неожиданности, когда его язык проник ей в рот, но не сделала ни малейшей попытки к сопротивлению. Страсть и желание были самыми подходящими словами для этого момента; более того, постепенно они превратились в чувства, в ощущение того, как его тело сливается с ее телом. В своих самых сокровенных мечтах она не воображала, что с ней может случиться нечто подобное…

Его губы переместились к ее уху, а низкий шепот заставил вздрогнуть. Хеллер не понимала испанские слова, но зато отлично поняла, что они делали с ней. «О Господи, — подумала она, — я должна остановить его, должна…» Но кажется, это было выше ее сил. Она растворялась в нем. Отдавая себя человеку, которого не знала, чье лицо не могла видеть, она даже не могла сопротивляться.

«Я — шлюха, Хеллер. Все мужчины одинаковы. Их имена, лица не имеют больше значения».