– Держитесь, хозяйка, – сказал он. – Вы что, захворали? А где маленькая?
– Он забрал ее, – выдохнула я. – О Джилл, он забрал Китти и пытается убить меня. Вся еда, все питье, которые он присылает, отравлены.
Я поднесла к зарешеченному оконцу миску с тухлой, покрытой плесенью бараниной. От ее смрада Джилл сморщился.
– Когда это началось?
– Два дня тому назад. Джилл, ты не мог бы принести мне немного эля? Или хотя бы воды? Все что угодно, лишь бы можно было пить без опаски – у меня во рту пересохло от жажды.
– Сейчас что-нибудь принесу. Не отчаивайтесь, хозяйка, я вам помогу.
И он исчез.
Немного погодя он вернулся. Вместе с ним вернулась и Мышка. Она показала ему, как открыть задвижное окошко, и он подал мне деревянную кружку слабого эля. Я жадно выпила его – я никогда не пила ничего прекраснее. Даже вино, которым Дженет напоила меня после того, как я очнулась от горячки, вызванной Новым Знакомым, было не таким чудесным. Я протянула ему кружку обратно.
– А еще есть?
– Надо малость погодить, хозяйка, не то вас вырвет. Вот, поешьте хлеба.
И он подал мне четверть каравая грубого овсяного хлеба. Я тут же его умяла.
– Джилл, надо найти Китти. Эта девка, эта Нэн, забрала ее. Я знаю, она ему нужна, потому что она сонаследница Грэнмьюара. Он хотел отравить меня и использовать мою бедную малышку, чтобы завладеть моим домом и землями и… – Я расплакалась. Я не могла больше сдерживаться. – Надо ее найти.
– Хозяйка, вам надо глубоко вздохнуть и успокоиться. Вот, возьмите еще эля.
Он вновь подал мне полную кружку, и я выпила ее, уже медленнее.
– У Либбет нету ключа от этой двери, – сказал Джилл. «Стало быть, вот как зовут Мышку – Либбет». – Мне придется выкрасть его у хозяина. Но он кажную ночь здорово надирается, так что это будет проще простого.
– Китти, – повторила я. – Нам надо найти Китти.
– Найдем. – Он дал мне еще один ломоть хлеба и последнюю кружку эля. Хотя эль и был слабым, я слегка опьянела. – Поешьте и постарайтесь чуток отдохнуть. Лилид скучала по вам, хозяйка, и будет страшно рада увидеть вас снова.
Я невольно улыбнулась, несмотря на одолевающую меня тревогу.
– Мы все вместе поедем в Грэнмьюар – ты согласен, Джилл? Мы должны будем взять с собою Либбет. Если мы сбежим и заберем Китти, он… то есть хозяин… обвинит в этом ее.
– Да, хозяйка, мы поедем все вместе.
Он и Мышка – то есть Либбет – ушли. Я села на стул и начала есть хлеб и пить эль, медленно, осторожно, чтобы мой бедный желудок не исторг их обратно. Я попыталась вспомнить свое давнее ужасное путешествие в Кинмилл – сколько с тех пор прошло времени? Год и три месяца? Неужели с тех пор миновало больше года? И как доехать от Кинмилла до Грэнмьюара? Надо ехать на восток, вокруг озера, и потом прямо к морю, а затем по побережью на север. О как бы мне хотелось вновь увидеть море, пусть даже теперь, в декабре! Нам понадобятся толстые пледы и самая теплая одежда, которую только можно раздобыть. Конечно, сейчас не лучшее время, чтобы пускаться в путь, но лучше я замерзну насмерть, прижимая к себе мою ненаглядную Китти, чем оставлю ее на милость ее зверя-отца. К тому же по дороге в Грэнмьюар нам наверняка будут попадаться деревни, где за деньги можно будет найти и кров, и пищу, и дрова.
За деньги. Нам понадобится золото. В первые несколько недель моего пребывания в Кинмилле Рэннок Хэмилтон показал мне свой железный ящик с золотыми монетами, который он прятал под каменной плитой пола перед камином в главном зале. Он гордился своим золотым кладом. Я помолилась о том, чтобы в нем что-нибудь осталось – Господи Боже, сделай так, чтобы он не истратил все на бренди!
Ключ со скрежетом повернулся в замке, и дверь отворилась.
– Джилл! – я вскочила со стула. – О, спасибо тебе, спасибо! Нам надо найти…
Сзади него показалась Либбет с Китти на руках.
Мое сердце замерло.
– О Китти, – проговорила я. – О, моя родная!
Я крепко, неистово прижала ее к груди. Он обвила вокруг меня свои маленькие ручки и ножки, словно хотела прилепиться ко мне навсегда, и тоненьким, испуганным голоском сказала:
– Мам-мам.
– Да, я твоя мам-мам, моя хорошая. И я никогда больше никому тебя не отдам – клянусь!
– У нас еще есть чуток времени, – сказал Джилл. – Хозяин храпит в постели с Нэн, оба пьяные в доску. Я сейчас пойду в конюшню, чтобы, значит, оседлать лошадей и нагрузить на вьючную лошадь теплых одеял. Либбет… – Он начал делать руками знаки, каких я никогда прежде не видела. Было понятно, что он показывает, как люди едят и пьют. – Либбет упакует столько еды и эля, сколько сможет. Хозяйка, а вы знаете, где хозяин хранит свое золото?
– Знаю, – решительно ответила я. – И возьму его все, до последней монетки.
Глава тридцать вторая
Мы выехали в темноте и двинулись вдоль южного берега озера. Джилл сказал мне, что оно называется Лох Рэннок и что простирающаяся за нами болотистая пустошь тоже зовется Рэннок. Интересно, кто была мать Рэннока Хэмилтона и почему она назвала своего сына в честь мрачного, холодного озера и заболоченной пустоши? Быть может, так она выразила свой протест против власти Хэмилтонов?
– К утру мы должны отъехать как можно дальше, – сказала я Джиллу.
От тонкого серпа луны почти не было света; мы осторожно пробирались вперед, держась берега озера. Первой ехала я на своей любимой Лилид; она была умна и знала, куда ставить ноги – я доверяла ее инстинктам абсолютно. Китти спала на моей груди, как ангел, привязанная толстым, теплым пледом. Она немножко пососала грудь, а затем заснула. Она была не особенно голодна – должно быть, Рэннок Хэмилтон нашел для нее кормилицу в деревне.
Мы доехали до оконечности озера Лох Рэннок и, следуя вдоль замерзшего ручья, добрались до следующего озера, Даналастер-Уотер – так назвал его Джилл. У самого восточного края этого озера, когда небо перед нами уже начало потихоньку светлеть, мы набрели на заброшенную овчарню. Мы набились в нее вместе с лошадьми. Огня мы не зажигали, боясь, как бы наше местонахождение не выдал предательский дым. Но мы поели холодного хлеба и сыра, сдобренных свободой, и выпили эля, восхитительного, как самое лучшее вино, и сделали себе ложа из одеял. Лилид легла на кучу соломы, и мы все прижались к ее теплым бокам. Ее морда была мягче любого бархата. Остальные две лошади весь день проспали стоя.
Никто нас не нашел, спасибо Зеленой Даме. Когда стемнело, мы вновь пустились в путь и к утру въехали под спасительную сень большого леса. Теперь, укрытые ветвями его огромных старых деревьев, мы могли ехать днем, а спать ночью, хотя всякий раз, когда поблизости пробегал барсук или взлетал глухарь, я вздрагивала и начинала судорожно оглядываться, ища глазами Рэннока Хэмилтона и его людей. Не едут ли они сейчас за нами, нарочно позволив нам отъехать достаточно далеко от Кинмилла, чтобы можно было убить нас, не навлекая на себя подозрений?
