Книга Ошибка, страница 37 – Эль Кеннеди

– Она по-прежнему не разговаривает со мной, – признаюсь я. – Все кончено, братан.

– Черт. Фигово. Значит, ты снова приударишь за юбками?

– Нет. – Теперь мой черед ненадолго замолчать. – Несколько недель назад я почти переспал с одной девушкой, она чуть старше меня.

Гаррет ухмыляется:

– Насколько старше?

– Ей… двадцать семь, наверное. Она работает учительницей, здесь, в городе. Невероятно сексапильная.

– Прикольно. И ты… погоди, что значит почти?

Я делаю еще глоток пива и неохотно выдавливаю:

– Не смог.

Гаррет выглядит ошарашенным:

– Как так?

– Потому что… это было… – Я стараюсь подобрать нужные слова, чтобы описать ту провальную ночь с Тори. – Не знаю. Я пришел к ней, на все сто готовый оттрахать ее до потери сознания, но когда она попыталась поцеловать меня, я просто слинял. У меня было чувство… пустоты, что ли.

– Пустоты, – в изумлении эхом повторяет за мной Гаррет. – Что это значит?

Если бы я сам это знал, черт подери. С самого начала моей учебы в колледже я редко когда отказывался от секса. Мне казалось, что я могу жить одним днем и брать от жизни все, что она мне дает, потому что завтра меня ждет работа механика и жизнь в глухой дыре типа Мансена. И в ту ночь у Тори… было точно так же безрадостно.

Я поднимаю банку к губам и в этот раз выпиваю чуть ли не половину. Господи, моя жизнь до смерти угнетает меня.

Гаррет с озабоченностью наблюдает за мной:

– Мужик, что происходит?

– Ничего.

– Чушь. У тебя такой вид, как будто только что умерла твоя собака. – Он тут же оглядывает поляну. – Ох, черт, у тебя правда умерла собака? А у тебя вообще была собака? Я вдруг понял, что ничего не знаю о твоей жизни здесь.

Он прав. За все три года, что мы знаем друг друга, Гаррет оказался у меня дома всего лишь во второй раз. Я всегда делал все возможное, чтобы разграничить мою домашнюю жизнь и мою жизнь в университете.

И дело не в том, что Гаррет не смог бы меня понять. Ведь его отец оказался тоже далеко не святым. Я до сих пор пребываю в шоке от того, что отец Гаррета избивал его. Фил Грэхем – звезда хоккея, особенно в наших краях, и в детстве я боготворил его, но когда Гаррет рассказал мне обо всем, я уже не могу слышать даже имя этого человека без желания воткнуть ему в грудь конек и повернуть. Что есть сил.

Так что да, думаю, после того, как Гаррет поделился со мной подробностями своего паршивого детства, я бы мог поделиться с ним своими. Но я не сделал этого, потому что это не самая моя любимая тема для разговоров.

Но сейчас? Сейчас я устал держать все это в себе.

– Ты хочешь узнать о моей жизни здесь? – ровным голосом спрашиваю я. – Опишу в двух словах: тут херово.

Гаррет опускает свою банку с пивом на колено и встречается со мной взглядом:

– Как так?

– Мой отец – старый алкоголик, Джи.

Он присвистывает:

– Ты серьезно?

Я киваю.

– Почему ты раньше мне об этом не говорил? – С огорченным видом Гаррет качает головой.

– Потому что в этом нет ничего такого. – Я пожимаю плечами. – Все так, как оно есть. Он то и дело срывается с катушек. А мы постоянно разгребаем его дерьмо.

– Поэтому вы с Джефом фактически сами управляете мастерской?

– Угу. – Я делаю вдох. Да пошло оно все! Если сейчас время признаний, нет смысла чего-то недоговаривать. – В следующем году я буду работать здесь на постоянной основе.

– Что ты имеешь в виду? – Гаррет хмурится. – Погоди, это из-за драфта? Я же уже говорил тебе…

Я перебиваю его:

– Я сам сделал так, чтобы меня не выбрали.

В глазах друга мелькают шок и обида, и его лицо становится мрачнее тучи:

– Блин, скажи, что ты не шутишь.

Я киваю.

– Почему, черт тебя подери, ты ничего не говорил?

– Потому что я не хотел, чтобы ты попытался уговорить меня передумать. В тот самый день, когда я получил стипендию на обучение в Брайаре, я уже знал, что не буду играть в профессиональный хоккей.

– Но… – Теперь он даже захлебывается словами. – А как же все наши мечты о том, как мы с тобой носим хоккейные свитера «Брюинз»?

– Это были просто мечты, Джи. – В моем голосе отражается все отчаяние моего будущего. – Мы с Джефом уже обо всем договорились. Он работает здесь, пока я учусь, а потом мы меняемся местами.

– Это чушь! – снова говорит Гаррет. На этот раз с яростью.

– Нет, это жизнь. Джеф отпахал свое, теперь моя очередь. Кто-то должен, иначе мой отец потеряет свой бизнес и дом, и…

– И это его проблемы, – перебивает меня Гаррет, его серые глаза мечут молнии. – Не хочу показаться бесчувственным, но это действительно так. Ты не обязан заботиться о нем.

– Нет, обязан. Он мой отец. – Угрызения совести сдавливают горло. – Пусть он пьяница, пусть порой ведет себя как последний урод, но он болен, Джи. Несколько лет тому назад папа попал в аварию и жутко покалечил ноги, так что теперь он мучается от постоянной боли и едва может ходить. – Я проглатываю ком в горле и стараюсь сдержать горечь. – Может быть, когда-нибудь мы сможем уговорить его пройти курс реабилитации. А может, и нет. Но в любом случае мне нужно остаться здесь и заботиться о нем. Это не продлится вечно.

– А сколько?

– Пока Джеф не удовлетворит свою мечту о путешествиях. – тихо отвечаю я. – Он и его девушка собираются пару лет поколесить по Европе, а по возвращении осесть в Гастингсе. Джеф снова займется мастерской, и я буду свободен.

Гаррет словно ушам своим не верит:

– Значит, ты ставишь свою жизнь на паузу? На несколько лет?

– Да.

Повисшая между нами тишина лишь усиливает дискомфорт. Я знаю, что Гаррету не нравятся мои планы, но ничего не могу с этим поделать. У нас с Джефом уговор, и у меня нет другого выхода.

– Ты и не собирался звонить тому агенту.

– Нет, – сознаюсь я.

Он стискивает челюсти. Затем тяжело вздыхает и, склонившись вперед, проводит рукой по волосам.

– Жаль, что ты не рассказал мне обо всем этом раньше. Если бы я знал, не стал бы так наседать на тебя по поводу профессиональной карьеры.

– Рассказал бы о том, что мое будущее такое же безрадостное, как срок в тюрьме? Вернее, что это и есть срок в тюрьме? Я даже думать об этом не хочу, Джи.

Я смотрю вдаль. Солнце уже село, но небо еще светлое, и наш участок видно превосходно. Старенький коттедж и заросшая одуванчиками лужайка.