Книга Прекрасная художница, страница 9 – Мэри Николс

– Это подойдет. – Маркус встал. – Пошли, Винни, нам надо сделать еще несколько визитов.

Холодный, как лед, деловой и ужасно непринужденный, подумала Френсис, когда гости ушли. Неужели он всегда такой с дочерью? А где же отцовская любовь? Сумеет ли она преодолеть отчужденность этой девушки? Однако ей хотелось попробовать; почему, она и сама не могла бы с точностью объяснить. Может, просто потому, что ей нравилось преодолевать препятствия?

Она рассказала обо всем сэру Персивалю на следующее утро во время верховой прогулки по Гайд-парку.

– Не знаю, может, тебе не понравится то, что я скажу, но ты ведешь себя глупо. – Он поклонился кому-то в проезжавшем мимо фаэтоне. – Ведь сплетни пойдут.

– Но ты же сам говорил, Перси, что все давно забыли про скандал.

– Забыть-то забыли, но не обязательно снова напоминать о нем.

– Я и не напоминаю; но откажи я герцогу в его просьбе, он мог бы подумать, будто я затаила на него зло, а это неправда. Что было, то прошло, и мои уроки с леди Лавинией это только подтвердят.

– Каким же образом?

– Между нами чисто деловое соглашение, и, когда он повезет свою дочь обратно в Дербишир, все в этом убедятся. – Френсис улыбнулась и наклонила голову, приветствуя ехавшую в коляске леди Джерси.

– Смотри, как бы тебе не попасться в собственную ловушку, дорогая моя.

– Что ты имеешь в виду?

– Думаю, ты прекрасно понимаешь.

– Если ты про герцога Лоскоу, так он меня интересует исключительно как клиент. – Френсис развернула лошадь к Стенхоупским воротам. – Он хорошо платит.

Персиваль рассмеялся.

– А ты у нас такая бедная, что не могла ему отказать!

– Нет, не могла. Я найду прекрасное применение его деньгам.

– Вот уж не думал, что ты такая меркантильная. – Он вздохнул. – Это лишний раз показывает, как сильно человек может ошибаться.

Френсис засмеялась.

– Ты, Перси, знаешь меня лучше всех, так что тебе известно: деньги как таковые меня не интересуют.

– А ты слыхала, что говорят: будто его светлость приехал, чтобы присмотреть себе новую жену.

– Да?

– И вот я себя спрашиваю: уедет ли он неженатым?

– А я тут при чем?

– Он богат, как Крез, если деньги тебе все-таки небезразличны. Говорят, его брак никак нельзя было назвать благополучным, причем все обвиняют его. Он слишком категоричен и высокомерен, чтобы какая-то женщина рядом с ним могла быть счастлива; единственное, что заставляет дам закрывать глаза на его недостатки, – это его богатство.

– Перси, да ты как будто ревнуешь.

– Ничуть. Но не говори потом, что я тебя не предупреждал.

Дальнейший путь до Коррингам-хауса они проделали в молчании и подъехали к дому как раз в тот момент, когда на подъездную аллею сворачивал фаэтон, в котором сидели герцог и его дочь. Это становится уже традицией – встречаться у входа, подумала Френсис. На будущее надо запомнить, что герцог пунктуален, и больше не опаздывать. Они придержали коней, сэр Персиваль спрыгнул на землю и помог Френсис сойти с седла.

Глядя на Френсис, застывшую перед дверью, Маркус отметил, что она выглядит замечательно в своей зеленой бархатной амазонке, туго обтягивавшей талию, и причудливой шляпке, которая походила на мужской цилиндр, но была украшена развевающимся пером и вуалью, придававшей ей женственный вид. Он соскочил с фаэтона и поклонился.

– Миледи.

Она склонила голову, ее позу можно было назвать надменной, если б не улыбка.

– Ваша светлость, это я опоздала или вы приехали слишком рано?

– Я пунктуален, миледи. Говорят, точность – вежливость королей, а почему я должен быть менее вежливым, чем король?

– Я запомню это, милорд. Прошу вас, входите. Сэр Персиваль повернулся к герцогу.

– Доброго дня, Лоскоу. Леди Лавиния. – Он вскочил в седло и пустил коня в направлении Брук-стрит.

– Я не надолго, – обратился Маркус к конюху, который подошел, чтобы увести лошадей. – Просто присмотри за ними пока.

Френсис ввела гостей в холл, а затем проводила до мастерской. Оставив их там, она пошла переодеться.

Вернулась она минут через пять, не больше. Лавиния смотрела в окно, а герцог ходил по мастерской, сжав руки за спиной, и рассматривал картины на стене.

– Вот эти мне нравятся, – сказал он. – Они намного лучше смешного портрета леди Уиллоуби.

– Благодарю вас. Я писала их для собственного удовольствия.

– Но зачем вы их прячете, пусть бы и другие получили удовольствие.

– Я не прячу, – ответила Френсис, думая о его собственных портретах, написанных семнадцать лет назад. Хорошо, что она поставила их лицом к стене. Ему лучше не знать, что она их сохранила. – Все, кто приходит сюда, видят эти картины.

– Но вы их не выставляли?

– Нет, они не модные.

– Согласен. Слишком много реализма, слишком смелые мазки, но, по моему скромному мнению, картины выполнены прекрасно. Я уверен, нашлась бы просвещенная публика, которая оценила бы их по достоинству.

Френсис засмеялась.

– Думаете, кто-то пожелал бы повесить у себя в гостиной изображение затравленной лисицы?

– Ну, может, и нет. Но скажите, зачем вы это изобразили?

– Меня потрясла жестокость. Лавиния отвернулась от окна.

– Значит, вы тоже так думаете, миледи? Я ненавижу охоту. Папа уговорил меня поехать с ним прошлой осенью, скакать на лошади мне понравилось, но когда собаки затравили лису, это был кошмар. Охотники срезали с нее клок шерсти и провели ею мне по лицу. Мне никогда не было так плохо. Больше ни за что не поеду. – Это была самая длинная речь Лавинии.

– Я же тебе говорил, – улыбнулся герцог, – это было, так сказать, крещение кровью. Больше такое не повторится.

– Как будто лисицам от этого станет легче, – парировала Лавиния. – Это просто нужно запретить. Я вот что тебе скажу: когда выйду замуж, я не позволю своему мужу охотиться.

Отец ухмыльнулся.

– Уж не думаешь ли ты, что сможешь приказывать своему мужу? Да, Винни, тебе многому еще предстоит поучиться.

– Я потребую, чтобы это записали в брачном контракте, иначе свадьбе не бывать.

Герцог громко расхохотался, а Френсис, заметив, что девушка покраснела от гнева, решила вмешаться.

– Я вижу, леди Лавиния, вы очень любите животных.

– Люблю. У меня в Лоскоу-Корт есть целый зверинец, только я не могла привезти их с собой. За ними ухаживает пока ученик конюха Том.

– А вы пробовали их рисовать?

– Нет. И зачем? В зверинце их можно увидеть и потрогать.