Онлайн книга «Счастье»
|
«Да, и каждый раз, выходя на сцену, она поет для тебя, надеясь, что ты ее слышишь…» – прошептала я, потому что Петька с Пашкой уже спали. Ты посмотрел на меня долгим-долгим взглядом, немного не так, как обычно, усмехнулся и погладил по голове. Легко, почти не касаясь. Будто ветер. О Лизе я тоже узнала случайно. В одном из маленьких французских городков, чьи многословные названия я уже не пыталась запомнить. На детской площадке, откуда мы никак не могли выманить наших мальчишек, а ты самозабвенно играл в догонялки с целой оравой малышей в одинаковых желтых жилетках. Дети визжали от восторга, Петька ревниво дулся, забившись в деревянный домик, Пашка хохотал, ты летал с горки на горку, воспитательница – смешная девчонка с красными дрэдами – хлопала в ладоши и спрашивала, не хочет ли мой парень поработать у них в садике. «Я действительно работал в детском саду, – крикнул ты, свешиваясь вниз головой с канатного мостика. – Долго, почти год». «Зачем же бросил? – всплеснула она руками. – У тебя здорово получается!» Ты вырос перед ней почти вплотную, так что она попятилась и невольно покосилась на меня, и серьезно ответил: «Потому что Лиза ушла в декрет. А без нее там было нечего делать». «Ты – Лиза. – Девчонка протянула мне ладонь. – Я – Мишель». «Очень приятно», – я, конечно, хотела возразить, но в последний момент удержалась. «Нет-нет! – засмеялся ты, не испытывая никакой неловкости. – Это вовсе не Лиза!» «Пардон, – поспешно улыбнулась Мишель, – нам пора… Дети, мы уходим!» Не успела я восславить небеса за французскую тактичность, подскочил вездесущий Пашка: «А она была красивая, твоя Лиза?» «Да, – произнес ты с той же убийственной простотой. – Очень. Похожа на великую княжну». «То есть на принцессу», – перевела я с тихой яростью. «Красивее мамы?» – грозно набычился мой верный рыцарь. «Нет. Не лучше. И не хуже. Просто совсем-совсем иначе. Женщин нельзя сравнивать, мой друг. Каждая из них – самая красивая». «Нет! Самая красивая – мама!» «Ты прав, конечно». Чтобы не заплакать, я ушла к Петьке. Но он прорычал, что к нему нельзя. Тогда я села на качели в самом дальнем углу этой чертовой площадки. Сидела и разглядывала песок под ногами, не в силах пошевельнуться. Вскоре качели стали плавно раскачиваться. Оборачиваться не имело смысла: кто еще умеет так бесшумно возникать за спиной? «Каждое утро я ходил в тот садик через один ничем не примечательный двор. Специально делал крюк, чтобы туда заглянуть. Там жила девочка, лет тринадцати, наверное. Она любила качаться под музыку. Всегда в таких смешных огромных наушниках. Раскачивается до упора, того и гляди, не удержится и полетит. А сама подпевает, еще и танцевать пытается. Я все хотел угадать, под какую музыку ей так хорошо. Потом Лиза сказала, что тоже ходит любоваться на эту девочку. А однажды я там видел старушку, которая качалась, отталкиваясь от земли клюкой. А на заборе висело объявление, написанное цветными мелками: „Потерялся белый единорог. Верните, пожалуйста, Соне, в шкафчик с васильком“. Это Лиза распространяла вокруг себя волны волшебства…» Больше всего на свете мне хотелось спрыгнуть с этих дурацких качелей, которые ты качал уже машинально, забыв, что на них сижу я. Спрыгнуть и убежать без оглядки туда, где меня никто не найдет. Но я осталась. Узнать о тебе хоть что-нибудь. Хоть такой ценой. Я зажмурилась и почти перестала дышать, чтобы сдержать слезы. А ты все рассказывал и рассказывал. Я еще никогда не слышала от тебя столь длинного монолога. «Я увидел ее случайно, проходя мимо. Остановился и проторчал у ограды всю прогулку. Она правда была очень красивой, но дело совсем не в этом. Она могла быть какой угодно. В ней был свет. Ровный, спокойный, совершенно нездешний. Так светятся ангелы. Она смотрела на ребенка, и ее взгляд говорил: „Ты есть. Я тебя вижу“. И мне стало абсолютно необходимо попасть в этот взгляд, чтобы почувствовать, что и я есть. Назавтра я отворил калитку и просто встал рядом. „Смотрите, дети, – произнесла она, не изменившись в лице. – К нам пришел ангел“. С такой же интонацией она говорила: „Смотрите, прилетел жук. Смотрите, цветы раскрылись“. В ее мире все было одинаковым чудом: и ангел, и жук. „Можно его потрогать?“ – спросил кто-то, кажется, Игнат, он самый смелый. „Думаю, да“. На следующий день я пришел снова. Постепенно она стала давать мне мелкие поручения. Что-то подержать, что-то принести. Потом попросила помочь их укладывать, так как напарница заболела. И я провел там целый год, совершенно не заметив. Она говорила, что ей тяжело со взрослыми. Но мною, кажется, не тяготилась. Я был рядом с ней как ребенок, всему учился. По утрам, когда еще никто не пришел, она играла на флейте, стоя у окна. Свет, покой и сила неискаженной жизни. Я совсем не могу передать это в словах. Ну, будто двадцатого века, да что там – всей человеческой истории, а то и самого грехопадения просто не было. Будто наша жизнь пошла по другому, правильному пути. И в мире нет ни войн, ни болезни, ни смерти…» Ты замолчал. Качели остановились. – Это было жестоко, – сказала я, уверенная, что тебя уже нет рядом. В ту же секунду ты очутился передо мной, схватил за руки, всматриваясь в мое лицо с неподдельной болью: – Что ты? Ты что? Это лучшее, что было в моей жизни! И я хотел поделиться с тобой. – Да?! – задохнулась я. – Ну, ты и впрямь… какой-то… ангел! – На помощь! – заорал в этот момент Петька. – Пашка ест червяка! В тот день я впервые видела тебя печальным. Ты шел рядом, по-прежнему крепко держал меня за руку, но был словно на другой планете. – Он что, заболел? – громким шепотом спросил Пашка. – Я превращаюсь в статую, – сказал ты, замедляя шаг. Движения стали механическими, ты сложился пополам, как сломанная кукла, опустился на газон и замер, прислонившись к нашему чемодану. Петька с Пашкой походили вокруг, потрогали, подергали, пощипали, покричали в уши. – Мне надоела эта игра, давай лучше в прятки! – захныкал Петька. – Попробуем камнем по голове, может, оживет? – предложил Пашка. Я подхватила их и понесла прочь, ничего не видя от слез. Значит, вот так все кончится. Что ж, очень оригинально… – Куда ты нас тащишь? Пусти! Мне больно! Я тебя в тюрьму посажу! – Это под правой рукой бьется Петька. – Мама! Булочки! Хочу пять! Нет, двадцать сто! Купи! Ты глухая? – вылезает из-под левой Пашка. |