Книга Пятое Евангелие, страница 30 – Йен Колдуэлл

– Позвоню Лео и попрошу принести нам еды, – сказал я; здесь можно побыть в уединении, в отличие от обеденного зала, а вместе с Лео веселее. – Что будешь?

– Пиццу «Маргарита» от Иво, – сказал Петрос.

– Он не продает навынос.

– Тогда все равно, – пожал плечами Петрос.

Оставив его изучать Библию, которую он не мог прочитать, я пошел к небольшому рабочему столу в соседней комнате. Поговорил с Лео, после чего собрался с духом и следующий звонок сделал Симону.

– Алекс? – удивился брат.

– Что случилось с Майклом Блэком? – в лоб спросил я.

– Чего?!

– В кабинете Уго я нашел фотографию. Он еще жив?

– Да. Конечно.

– Что они с ним сделали?

– Алекс, не надо было туда ходить. Тебе необходимо оставаться в безопасности.

– На обратной стороне фотографии написано предостережение. Зачем кто-то отправил Уго предостережение? Из-за выставки?

– Не знаю.

– Он тебе никогда об этом не говорил?

– Нет.

– Симон, я думаю, вчера ночью его не грабили. Мне кажется, все взаимосвязано. То, что произошло с Майклом; то, что произошло с Уго; то, что произошло у нас в квартире. Почему ты не сказал, что на Майкла нападали?

На этот раз его молчание затянулось.

– Вчера вечером в столовой, – продолжил я, – когда я показал тебе мейл от Уго, ты сказал, он вряд ли имел в виду что-то важное.

– Там и не было ничего важного.

– Сим, Уго был в беде. Он боялся.

– Причина, по которой я не сказал тебе о Майкле, – неохотно начал Симон, – состоит в том, что я связан присягой о неразглашении. А то, что случилось в квартире… Я вчера всю ночь напролет думал, но так и не понял. Поэтому прошу тебя, держись от этого подальше. Мне не хочется, чтобы ты ввязывался в такие дела.

Глаза ломило от давления. Я бессознательно теребил бороду.

– Ты знал, что он в беде?

– Алекс, перестань.

Я еле удержался, чтобы не накричать, и дал отбой.

Присяга… Он ничего не сказал из-за присяги!

Разозленный, я набрал главный номер нунциатуры в Турции. Звонок дорогой, но я недолго.

Мне ответила монахиня у коммутатора, и я спросил Майкла Блэка.

– Он в отъезде, – сказала она.

– Я звоню из Ватикана по важному делу. Не могли бы вы дать его мобильный телефон?

Она без колебаний продиктовала мне цифры.

Прежде чем позвонить, я попытался привести в порядок мысли. С последнего разговора с Майклом прошло более десяти лет, и между нами образовалось целое кладбище зарытых топоров войны. Он отвернулся от моего отца после скандала с радиоуглеродной датировкой плащаницы. Еще он донес, что Симон уехал, не взяв на работе отпуска. И все же было время, когда я знал его лучше, чем любого другого священника, за исключением отца. Когда я доверял ему больше, чем всем остальным. Именно о таком Майкле я старался думать, набирая номер.

– Pronto! – ответили на другом конце.

– Это Майкл?

– А кто говорит?

– Алекс Андреу.

Молчание было таким долгим, что я испугался, как бы на этом все не закончилось.

– Майкл, – сказал я, – мне надо с вами кое о чем поговорить. Лично, если возможно. Где вы находитесь?

– Это не ваше дело.

Его голос почти не изменился. Сухой, резкий и нетерпеливый. Но растянутый американский акцент, который когда-то сильно выделялся, сгладили десятилетия практики, отчего стало легче услышать защитную реакцию, спрятанную за грубыми словами. Услышать, как он мучительно пытается сообразить, зачем я звоню.

Я рассказал о фотографии, но он не ответил.

– Прошу вас, – сказал я, – мне необходимо знать, кто на вас напал.

– Не. Ваше. Дело.

Тогда я наконец сообщил ему, что убит человек.

– Какой еще человек?

Говорить об Уго оказалось неожиданно тяжело. Я попытался быть краток – сказал, что он был ватиканским куратором, готовил выставку, которая скоро откроется. Майкл наверняка услышал, как в моем голосе растет взволнованность. Он ждал.

– Он был моим другом, – сказал я.

На какое-то мгновение Майкл смягчился.

– Кто бы это ни сделал, – сказал он, – от души надеюсь, что его поймают. – И снова в его голос вернулась резкость. – Но я не собираюсь рассказывать о случившемся со мной. Вам придется расспросить кого-то другого.

Я не вполне понял, содержится ли в словах намек.

– Я уже спросил у брата, – сообщил я Майклу. – Симон связан присягой не рассказывать об этом.

Майкл насмешливо фыркнул. Видимо, между ними до сих пор сохранилась вражда. Или, может, это остатки более старых разладов. Например, воспоминания о том, как он расстался с моим отцом.

– Прошу вас, – повторил я. – Мне не важно, что случилось до того…

– Вам не важно? – заорал он. – Мне сломали глазницу! Мне пришлось восстанавливать нос!

– Я хотел сказать, не важно, что произошло между вами и Симоном. Или моим отцом. Я только хочу знать, кто это сделал.

– Вы невозможный народ! Я как будто с вашим отцом разговариваю. Вы, греки, – вечные жертвы. Это он разрушил мою карьеру!

«Вы, народ. Вы, греки». Я еле удержался от гневной отповеди.

– Прошу вас, скажите мне, что произошло.

Он тяжело дышал в трубку.

– Не могу. Я тоже связан присягой.

Внутри меня что-то щелкнуло.

– Мой пятилетний сын не может спать в своей постели из-за того, что вы принесли присягу!

Присяги. Лучшие друзья чиновника. Что делает кабинетный епископ, желая скрыть свои ошибки? Приводит священников-подчиненных к присяге, заставляя соблюдать секретность.

– Знаете что? – сказал я. – Забудьте. Хорошего отпуска.

Я уже положил палец на кнопку, чтобы закончить разговор, когда Майкл закричал:

– Ты, урод, да меня мой нунций уже замордовал, за то что я не могу ответить на его вопросы! Только тебя еще не хватало! Если хотите знать, что произошло, пойдите и спросите у его святейшества!

– У его святейшества? – осекся я.

– Да. Это он приказал.

Майкл огорошил меня. Так вот почему Симон мне ничего не рассказал. Есть присяга и присяга.

Но меня грызло неприятное чувство. Какие могут быть причины у Иоанна Павла замалчивать подобные события?!

– Майкл, я…

Но не успел я договорить, как телефон замолчал.