Книга Лестница грез. Одесситки, страница 68 – Ольга Приходченко

Так, у Галки сегодня есть очередной повод подшучивать надо мной, сейчас начнется. И действительно, Галка, как заправская гимнастка, махнула ногой в сторону загоравших рядом отдыхающих: – Вот эти люди и не догадываются, с кем лежат рядом. И вообще, Олька, какого черта этот старый хрыч капитан рулит твоим пароходом. Ему лет восемьдесят еще в прошлом веке стукнуло, он бабке твоей в женихи годится. Лучше нашего Севульчика вчерашнего пригласить, у него и команда своя есть.

Хватит, это перебор. Надоело. Свертываю свою подстилку и ухожу.

– Обиделась? Ладно, всё, больше не буду, – пошла на попятную моя закадычная подружка.

– Галка, а давай с тобой стишки посочиняем, я вот вчера вечером пыталась, но в рифму плохо укладываются, талант нужен.

Галка перевернулась на живот, раскинула руки, будто крылья: слушаю.

– Нет, не буду, ерунда какая-то.

– Теперь, Олька, я, – воскликнула Галка. – Запоминай.

– Ничего себе – голодным, весь холодильник забит, – среагировала я на Галкин экспромт. Мы еще долго дурачились, но стишки всё никак не получались, примитивные какие-то, наконец нам надоело, и мы завыли песенку про японку:

Мне всегда доставляло удовольствие, просмотрев очередной фильм, наиграть по памяти мелодию из него и горланить, правильно-неправильно – значения не имело. Вот и сегодня, вернувшись домой с пляжа, начала мурлыкать песенку про капитана, пытаясь втиснуть в нее наши с Галкой корявые строчки. Бабка, хорошо знавшая все настоящие слова, заругалась: что за хохма, зачем такую песню портишь, дед ведь как ее любил. А мне было смешно и радостно. Как всё-таки приятно, когда в двадцать лет кого-то покоряешь наповал. Как он на меня смотрел! Какие у него глаза! Как у того кота, который сожрал его бычки, хорошо еще, что кошки пиво не пьют. Рассказать бабке, похвастаться? Нет, не буду, воздержусь, с моими предками шутки плохи, не поймут, еще скандал закатят.

В общем, через несколько дней забылся и моряк, и его добыча. Я вечером выфрантилась и поплентухалась к подружке – пора в таком прикиде в центре себя выгулять, мы же собирались тогда с Галкой на Приморский бульвар, да капитан перебил. Мне ничего пока не надо, кроме как наряды показать. А почему только наряды? А я сама? Вот какая я! Смотрите, любуйтесь, завидуйте!

Да, это я! Мне двадцать лет! Я не хожу по этой грешной земле, я летаю над ней. И первые жертвы моей неотразимости уже есть. Хочется покорять, нравиться всем. Пусть видят, как я хороша! Какая классная у меня фигура! Смотри, как вон тот парень пристально за мной наблюдает, весь изворачивается, чтобы лучше разглядеть. Явно хочет подрулить. Пусть только попробует, так и получит от ворот поворот.

Галки дома не оказалось, умотала без меня. Куда бы это, утаивает от меня, подружка называется! Осталась я с большим носом, как говорит моя бабка. Идти к Лильке Гуревич или Фатиме, потом с ними куда-нибудь переться что-то нет желания, будут нагружать меня своими проблемами. Приморский подождет, посижу в своем дворе, покурю с мальчишками, в пинг-понг поиграю.

И надо же. Едва так про себя решила, а навстречу, чуть ли не нос к носу, капитан плывёт, никак не перебежать на другую сторону улицы. Он от радости в ладоши захлопал.

– Здравствуйте, милое создание. Такой девушке, как ты, ходить без конвоя опасно, хороший рулевой нужен.

– Это неизвестно ещё кому грозит опасность, – моментально парировала я.

Он как рассмеётся:

– Молодец, внучка капитана! Далеко плывёшь? Домой? А может, куда-нибудь сходим?

– Я со взрослыми дядями не гуляю, рановато ещё.

– Оглянуться не успеешь – поздно будет. Это только кажется, что молодость долгая. Я себя только в качестве охраны предлагаю.

Что это я кипячусь? Уже ведь совсем не маленькая. Мне всё равно делать нечего. Лето летит, после экзаменов две недели промелькнули как один день, а так толком никуда еще не выбралась. Про себя решила: не шастать же с ним по Дерибасовской, ещё Леня, мамин брат, или еще кто-нибудь узреет. Может, в парк Шевченко двинуть. Там всегда что-то интересное происходит.

Но капитан предложил послушать у него дома музыку Наивный в свои дремучие годы, за кого он меня принимает?

– Спасибо, мне музыка в музыкальной школе на доела. Я сама концерт могу исполнить по заявкам телезрителей.

Он смеялся, смеялась и я. Стало так весело. Мы оба понимали, что просто играем в какую-то загадочную игру, и внутри у меня проснулось соперничество: кто кого переиграет.

– Тогда вместе поужинаем. Какой предпочитаешь ресторан?

– Мы девушки скромные, неиспорченные, по ресторанам не шляемся, в основном по кустам, – от своей неудачной хохмы я смутилась, а капитан, наоборот, оживился. А он симпатичный, когда улыбается, даже молодеет.

– Что ж, придётся и мне молодость вспомнить. По кустам так по кустам».

– Извините, Всеволод Иванович, я неудачно пошутила.

– А я нет. Не могу припомнить, когда последний раз вот так просто гулял по улице, да ещё с такой коварной собеседницей.

– Наверное, до моего дня рождения. Он остановился:

– А ведь ты, Оленька, недалека от истины, может, даже и раньше. Я ведь войну прошёл, с четырнадцати лет на флоте. А после войны плавал, учился. Особенно ухаживать за девушками не было возможности. Так всё пролетело, всё думал, успею…

– Так вы, выходит, настоящий морской волк?

– Не знаю, как насчет волка, но море – вся моя жизнь, я другой не знаю.

– И мой дедушка тоже, – я глубоко вздохнула, веселость мигом улетучилась. – Он ничего в жизни кроме воды и шторма за бортом не видел. Через три войны прошёл, и все на море. Тонул, горел, чудом спасся. Оно его вторая родина.

Незаметно мы добрались до Аркадии. Разговор то клеился, и тогда оба живо включались в него, находя общие темы, чаще всего связанные с морем, Одессой, либо умолкали, думая каждый о своем. Я все пыталась разгадать тайну жизни Всеволода Ивановича – пока что он не очень приоткрывал ее, так, общими штрихами. Ну и я не буду распространяться.

– Не знаю, как ты, Оля, а я очень жрать хочу, – как-то по-простому совсем неинтеллигентно выразился капитан. – Целый день учился, повышал квалификацию, перекусить некогда было. Пошли в ресторан. Боишься, нас увидят, что-то нехорошее подумают? Я соображу что сказать: вот собираюсь на тебе жениться. Не возражаешь?