Книга Zombie Fallout. Чума на твою семью, страница 62 – Марк Тюфо

Не в силах сдержаться, я еще раз ее обнял. Меня просто накрыло волной эстрогена.

– Ты пахнешь печеньем, – сказал я.

– Только-только испекла. Не удивляйтесь. Томми предупредил меня, что вы приедете. Само собой, сначала я ему не поверила. Подумала, что это симптом. Или болезни Альцгеймера, или шизофрении, или обычного одиночества, но решила – какого черта? – лучше уж подготовлюсь. Да, кстати, Томми… – добавила она, глядя на парня.

Разве он называл свое имя? Кажется, нет.

– У меня не было мармеладных мишек, чтобы добавить в тесто, – продолжила Кэрол, – так что печенье только с шоколадной крошкой.

Томми вытащил из кармана пакетик с мармеладными мишками и протянул ей. Совпадение? Томми, конечно, вечно таскал с собой кучу сладостей, но на этот раз он ни на секунду не задумался, в каком из множества своих тайников его искать.

Кэрол взяла пакетик, как будто только этого и ожидала.

– Отлично, следующую партию испеку уже с ними.

– Кэрол, у тебя все еще есть электричество? – спросил я.

– Я живу на отшибе, приходится самой себя обеспечивать. Разве ты видишь здесь хоть какие-нибудь провода? В сарае стоит генератор.

Я дождался, пока она уйдет обратно в дом, а затем осмотрел окрестности. Ни одного столба не было. Я радостно станцевал на крыльце, предвкушая вечером горячий душ.

– Что с тобой, Тальбот? – спросил Би-Эм, когда Джен и Тревис подвели его к ступенькам. – В туалет, что ли, хочешь?

Здоровяк выглядел весьма неплохо, только был необычно бледен. Черт возьми, этот день становился с каждой секундой все лучше! Тем более нас уже дожидалось печенье.

Томми уже вошел в дом, и я услышал, как Кэрол шлепнула его по руке, отгоняя от противня с печеньем.

– Погоди, я хотя бы сниму его с противня! Обожжешься! – воскликнула она.

Томми завис над ней, как вертолет новостного канала над местом аварии.

При встрече с бабушкой глаза у Николь снова загорелись. Печаль из них никуда не ушла, но теперь ее затмевала любовь. Так люди и выживают. Нужно просто двигаться дальше. Болезненная, кровоточащая рана получает приток коагулянтов, кровь свертывается и останавливается, а плоть постепенно начинает заживать. В конце концов, короста отпадает, обнажая свежую розовую кожу, которая через некоторое время выцветает и превращается в шрам. Потом ты всю жизнь помнишь, как было больно, и этот шрам напоминает тебе о прошлом, но рана уже не поглощает ресурсы твоего тела и не требует заживления.

Когда мы все и с улыбками на лицах уселись за кухонным столом и съели сначала один противень печенья, а затем и второй с мармеладными мишками, которые, как ни удивительно, сделали лакомство только вкуснее, я почувствовал, что ко мне вернулась вера. Вера во что? В Бога, в человечность, в выживание, просто в печенье? Точно не знаю, но я не собирался раздумывать об этом. Если бы мне больше некуда было ехать, я бы с радостью провел остаток дней в этом уютном доме. И тут я усомнился, стоит ли мне тащить всю семью за полторы тысячи миль на другой конец страны… Ради чего? Не было никаких гарантий, что кто-то из моих близких выжил. Кэрол, к счастью, выжила, а если смогла она, то смогли бы и мои родители. Но она жила среди полей Северной Дакоты. Там и до прихода мертвецов практически ничего не случалось. Впрочем, мои родители жили среди полей Мэна. Если бы я мог погуглить, я бы наверняка выяснил, что эти два штата сравнимы по численности населения.

Я не знал, что случилось с родителями, и эта неизвестность была гнетущей, но подвергать свою семью еще одной опасности просто из любопытства было немыслимо.

Я взял Трейси за руку и отвел ее в гостиную:

– Трейс, мне кажется, нам стоит здесь остаться.

Она с сомнением посмотрела на меня, но в глазах у нее я заметил радость.

– Думаешь? Майк, я ведь знаю, как сильно ты хочешь домой.

– Мне кажется, мы уже дома.

Трейси порывисто меня обняла, и нога ее коснулась пузырька с «Виагрой», засунутого в карман моих брюк.

– Что, рад меня видеть? – сострила она.

– Это уж точно, – ответил я.

Она легонько ткнула меня в бок, и мы вернулись на кухню. Точнее, Трейси пошла первой, а я последовал за ней, поправив свое мужское достоинство. Что ж, похоже, волна эстрогена все же не лишила меня мужественности.

Мы еще немного посмеялись и поели, а потом я вышел на крыльцо. Я так объелся, что мне пришлось ослабить ремень. В последние недели у меня ушли все накопленные за годы запасы жира. Я посмотрел на стоящий вдали минивэн и прикинул, сколько понадобится ходок, чтобы перетащить в дом все вещи. Мне вовсе не хотелось его там оставлять. Он привлекал к себе внимание.

Раздался взрыв смеха – Кэрол открыла дверь и тоже вышла.

– Не могу выразить словами, Майк, какое чудо ты сотворил, – сказала она.

– Что и говорить, мам, мы должны были проверить, все ли у тебя в порядке?

– Я не об этом. По-моему, ты и сам понимаешь. – Мне хотелось возразить, но это могло показаться неискренним. – Я о том, что ты привез сюда мою дочь и внуков, целыми и невредимыми.

Я открыл было рот, чтобы ответить, но Кэрол продолжила:

– Тс-с, я знаю, что ты скажешь. Но большинство людей не сочло бы это необходимым. Майк, многие и вовсе обратились друг против друга, вместо того чтобы сражаться вместе. – Я пораженно посмотрел на нее. – Нет, Майк, ты не ДОЛЖЕН был этого делать, но сделал все равно. Знаешь… когда Трейси вышла за тебя замуж, я все гадала, что она в тебе нашла.

– Не сдерживайся на мой счет.

– Не буду. Честно говоря, ты красавчик, но вот в твоем характере я сомневалась.

– Черт, Кэрол, ты что, даешь мне напутствие?

– Цыц, я еще не закончила.

– Может, хотя бы откроешь бутылку «Джеффа»? – предложил я.

Откуда-то из дома донесся голос Томми:

– «Джека»!

– Мне всегда казалось, что ты немного не в себе.

– Так, чем дальше, тем лучше… – Я отхлебнул из бутылки, которую она мне протянула.

– Но когда родилась Николь и я увидела, как ты заботишься о ней, я поняла, что ошибалась на твой счет.

– Супер. – Я сделал еще один глоток.

– Да перестань ты! Мне непросто это признавать. Ты ведь знаешь, Трейси – мой единственный ребенок. Я едва не потеряла ее при родах. Так что я всегда хотела для нее самого лучшего. Тогда мне казалось, что ты ей не подходишь. Но потом я увидела тебя с Николь. Она лишила тебя всего этого напускного сарказма и пренебрежения к миру. Ты любил ее больше всего на свете. Каждый раз, когда ты брал ее на руки, в твоих глазах светилась такая отцовская гордость, что одно только это позволило мне осознать свою ошибку. Майк, я видела, как ты относишься ко всем своим детям, и потому не сомневалась, что ты пойдешь на все, только чтобы все они были в безопасности. Поэтому, Майк, прости меня за то, что я когда-то в тебе сомневалась. Но если ты еще раз так много отхлебнешь из моей бутылки, я ее заберу!