Книга Емельян Пугачев. Книга 2, страница 118 – Вячеслав Шишков

Чернышев смертельно оробел, не знал, на что ему решиться, хотел бежать к сбившимся в кучу офицерам, но душевные силы оставили его, он как бы впал в столбняк, весь обмер и затаился на возу.

К Пугачёву, державшемуся со свитой в некотором отдалении, подскакал с белой на пике повязкой рыжеусый казак Тимофей Чернов, тот самый сорви-голова, который недавно докладывал батюшке, как он, казак Чернов, чуть ли не один взял Сорочинскую крепость, и над которым батюшка весело подшучивал.

— Вот, ваше величество! — гаркнул он, молодцевато вскидывая голову. — Приказ твоей милости сполнен, дело сделано, неприятельский отряд заманули мы не надо лучше.

— Спасибо, Тимоха, благодарствую, — кивнул ему Пугачёв и обернулся к свите:

— А ну, атаманы, вперед!

Но впереди почти все уже было кончено: Пугачёвцы сидели на лафетах чернышевских пушек, четверо сопротивлявшихся артиллеристов валялись порубленными, поколотыми. Канониры, бомбардиры и куча обозных мужиков, стоя на коленях, просили о пощаде.

Семьсот старых и молодых, перезябших на морозе солдат, дрожа от волнения и не видя возле себя офицеров, впали под напором многочисленной вражеской конницы в робость.

— Кто за государя императора, бросай ружья! — скомандовал подскакавший к ним с илецкими казаками полковник Творогов.

Солдаты, не долго думая, будто по уговору, покорно сложили тесаки, ружья, патронные сумки, опустились на колени, завопили:

— Не чините нам смерти! Мы согласны служить вашему величеству…

Все покорились наскакавшим Пугачёвцам. Лишь офицеры, стоя плечо в плечо, яростно защищались.

— Падем в честном бою, но не сдадимся разбойникам! — в исступлении выкрикивали они, отстреливаясь из ружей, из пистолетов, с отчаяньем рубились шашками.

Казаки напирали со всех сторон:

— Бей их! Не нашего стада скотина… Бей! — визгливо орали казаки и падали, сраженные офицерскими пулями.

Но пули расстреляны, силы в плечах иссякли, еще момент — и все они, офицеры, будут растерзаны.

— Не трог их, детушки. Бери живьем, — приказал подъехавший ближе Пугачёв.

Он был в простой казацкой одежде и ничем не отличался от рядового казака. Офицеры не обратили на него внимания, они ругали вязавших их казаков, плевали им в лицо, вгрызались в руки.

— Изменники подлые! Клятвопреступники! — выкрикивали охрипшими голосами наиболее мужественные из них. — Вот ужо будет вам… Дураки!..

Царя себе выдумали… Беглый казачишка Емелька вас за нос водит… Где он?

Покажите-ка нам хоть рожу-то его богомерзкую…

— А вот в Берду придешь, там увидишь! — прокричал с коня засверкавший гневными глазами Пугачёв. — А эти ваши бабьи сказки-то слыхали мы, про Емельку-то… Своими ложными манифестами царица Катерина только простой народ с толку сбивает. Да только простой-то народ поумней вас, дураков.

Двухтысячная Пугачёвская конница и весь схваченный отряд с крупным обозом провианта, которым Чернышев собирался порадовать осажденных оренбуржцев, на виду у проснувшейся крепости неспешно двигались по сыртам в Бердскую слободу.

На крепостном валу, как и всегда в тревожные часы, стояли жители. Был тут со своими знакомцами именитый Рычков, духовенство, многие начальствующие лица, была и любопытная Золотариха с курским купчиком Полуехтовым.

На белом, покрытом снегом, высоком валу пестрели серенькой грязцой солдаты, казаки, толпы в глазах провожали взглядами огромный обоз с продовольствием, ползущий вдали в сытую, пьяную Берду.

— Прощай, хлебец-батюшка, прощай, мясцо… Ээх-мааа!.. — вздыхали голодные люди, и по их иссохшим щекам невольно катились слезы.

Губернатор Иван Андреевич Рейнсдорп, окруженный свитой, укутанный в теплую шубу — воротник кибиткой — тоже присутствовал здесь, на валу, чуть-чуть в сторонке от народа. Время от времени он прикладывал подзорную трубу к глазу, постанывал и морщился, как от зубной боли.

В центре города башенные часы над зданием гауптвахты пробили восемь утра.

Рядом с губернатором стоит гонец Чернышева, капитан Ружевский.

Каким-то чудом ему удалось благополучно и вовремя добраться до Оренбурга.

С пятью казаками он подъехал к воротам крепости четыре часа тому назад, когда было еще совсем темно.

Ружевский помчался к Рейнсдорпу, чтоб доложить убедительную просьбу полковника Чернышева выслать ему навстречу скорую помощь. Когда Ружевский, разбудив губернатора, сообщил ему о разгроме Пугачёвцами генерала Кара, озадаченный губернатор изумленно воскликнул:

— Какого генерала Кара? Где он, откуда?

— Неужели вам, ваше высокопревосходительство, ничего неизвестно про Кара?

— Голюбчик!.. Откуда ж мне знать? Весь крепость окружен… Люди этого каторжника Пугашов день и ночь кругом крепости чинят разъезды. Кар… Кар!

О мой бог!.. Но надо действовать, действовать… Эй, одеваться! — он сбросил колпак, сбросил стеганый шлафрок с кистями, сказал:

— Пардон, — и остался в одном исподнем.

Было уже шесть часов, когда они вышли на улицу. И в этот миг, раз за разом, ударили вдалеке три пушечных выстрела. Губернатор затаенным шепотом выдохнул: «О! Ви слюшаете?»

Сели в сани, поехали в крепость, чутко прислушиваясь к морозной тишине. Но выстрелов больше не повторялось. Рейнсдорп обреченно произнес:

— Ясно… Все ясно! Чернышев либо сыграл ретираду, либо попался в плен.

— А третьей возможности вы, ваше высокопревосходительство, не допускаете?

— Шо? Штоб победа была на стороне полковник Чернышев? Нико-гда! Я не могу победить эта шволочь, даже я!

Тем временем в Бердскую слободу уныло шагали тридцать два арестованных офицера.

— А где же Чернышев? Где полковник Чернышев? — озираясь, спрашивали они друг друга.

— Я видел Петра Матвеевича в Чернореченской, пред самым маршем, — густым басом сказал тучный майор Семенов. — Он отдавал какие-то приказания капитану Ружевскому и неизвестно куда исчез…

— Но ведь не мог же он отправить в марш нас одних… Не сидит же он в Чернореченской, — сказал такой же тучный, задыхающийся на ходу, капитан Калмыков.

— А вдруг да он, не дай бог, убит, — предположил молодой подпоручик Аверкиев. — Шальная пуля либо картечь…

В Берде Пугачёвцы тоже всполошились, опрашивали офицеров, опрашивали солдат:

— Где ваш начальник? Где полковник Чернышев?

Офицеры, как в рот воды набрали, отворачивались, глядели в землю.

Спрошенные солдаты только руками разводили:

— Знать не знаем. Мы люди мелкие…

Рыжеусый Тимоха Чернов, так ловко одурачивший полковника Чернышева, из себя выходил от злости, он внимательно всматривался в лицо каждого солдата, выкрикивал: