
Онлайн книга «Трудная роль»
– Знаешь, когда речь заходит об Эванджелине, ты слишком склонен применять силу. На твоем месте я бы действовала тоньше. Немного хитрости, немного обмана… Герцог бросил на нее грозный взгляд. – Она сделает все, что я велю! А если не сделает… – Я уже сказала, что в данном случае деспотические замашки не пойдут тебе на пользу. Ричард грохнул кулаком по каминной полке, поморщился от боли и наконец овладел собой. – Мадам, вам самой не хватает хитрости. Если натягивать поводья слишком туго, можно задушить лошадь. Я вижу, вы тоже предпочитаете действовать силой. Марианна-Клотильда едва удержалась от смеха. Взбешенный герцог готов был выкинуть в окно один из ее драгоценных стульев. Точнее, тот, на котором сидела она сама. Наконец она промолвила: – Ладно, милый, больше не скажу ни слова. Я не хочу, чтобы ты считал меня старой каргой, которая во все сует свой нос. – Ха! – воскликнул герцог. – Я пришлю к тебе Эдмунда. Не сомневаюсь, что сейчас он с Эванджелиной, а я не хотел бы улаживать это дело в присутствии сына. – С этими словами он вышел из гостиной. Как и ожидал герцог, Эванджелина с Эдмундом были в детской. Они, скрестив ноги, сидели у камина, голова к голове, и рассматривали гравюры с видами Парижа. – Эдмунд, а вот это Бастилия, – говорила она. – Когда у людей больше не осталось ни еды, ни надежды, они взяли эту огромную, мрачную тюрьму штурмом и снесли до основания, не оставив камня на камне. Это произошло в тысяча семьсот восемьдесят девятом году и стало началом революции. – Видя, что Эдмунд серьезно задумался, Эванджелина спросила: – Ты считаешь, что об этом можно придумать рассказ? – Да, – ответил мальчик. – Рассказ о том, как маленькую девочку посадили в Бастилию за то, что она отказалась есть невкусный обед, приготовленный для нее злой мачехой, а маленький мальчик пришел, чтобы спасти ее. Герцог откашлялся. – Эдмунд, и кто же будет этим маленьким мальчиком? – Конечно, я, папа! – Я так и думал. Само собой, после этого ты кормил бы бедняжку только самыми вкусными блюдами. – Да. Я попросил бы миссис Дент готовить ей. Тогда девочке не нужно было бы возвращаться в Бастилию. Она очень хорошая девочка, и я не хочу, чтобы ее обижали. Ричарда иногда поражало, что у него родился такой замечательный мальчик. Не каждого мужчину Господь награждает хорошим сыном… Внезапно у Ричарда перехватило дыхание. Он отчетливо вспомнил слова отца, говорившего, что его сын лучше всех на свете. На мгновение герцог прикрыл глаза, а потом снова откашлялся. – Извините меня, Эванджелина, но внизу Эдмунда ждет бабушка. Кажется, в отличие от злой мачехи, не умеющей готовить, повариха испекла его любимый лимонный торт. – Что, настоящий лимонный торт, который тает во рту? – Тот самый, – ответил герцог. – Ева, я пойду? – Ну, раз ты ухитрился сделать вид, будто умираешь с голоду, мне остается только отпустить тебя. Может быть, вечером ты подробно расскажешь мне о маленькой девочке, которую мальчик спас из Бастилии. – Я подумаю, – сказал Эдмунд, поцеловал Эванджелину и убежал из детской. Она улыбнулась герцогу. – Уже поздно. Я не заметила времени. Спасибо за то, что пришли к нему на выручку. – Это вам спасибо. За то, что не ушли с ним. – Я не любительница лимонного торта. – Вы могли уйти с ним, лишь бы не оставаться наедине с его отцом. Это заставило ее вздернуть подбородок. – Я уже говорила, что не боюсь вас! – Нет, вы боитесь себя, боитесь за меня – что совершенно бессмысленно – и боитесь того, что может случиться, когда я нахожусь рядом с вами. Чистая правда, подумала она, а вслух насмешливо сказала: – Ваше тщеславие не имеет себе равных. – Можете не волноваться. Я не собираюсь приближаться к вам и буду строго придерживаться этого правила. Вчера я совершил чудовищную глупость, прикоснувшись к вам. В конце концов мы с вами легли бы на ковер прямо у камина и на нас наткнулся бы любой из дюжины слуг. У Эванджелины расширились глаза. Она выглядела испуганной и возбужденной одновременно. Это действовало на герцога сильнее, чем приворотное зелье. Ричард сделал два шага назад и только тут увидел темные круги под ее глазами. Мать говорила, что она худеет. Молодая женщина действительно выглядела бледной и осунувшейся. Беспокойство за нее сделало голос герцога необычно резким: – Эванджелина, я пришел уладить дело. – Я не знаю, о чем вы говорите, – ответила она, хотя все прекрасно понимала. Герцог хочет, чтобы она стала его любовницей. В конце концов, она была замужем и… – Сколько времени вы прослужили в должности гувернантки Эдмунда? Ее удивлению не было предела. – Минутку, милорд. – Она уставилась на свои ногти. Нельзя забывать об огромном обаянии этого человека и его столь же огромном опыте. Да, Ричард желает ее, но это для него ничего не значит. Она вздохнула, а затем заставила себя улыбнуться. – Вы ошиблись. Я скорее няня, чем гувернантка. Гувернантке требуется специальное образование. Возможно, правильнее всего следовало бы называть меня компаньонкой Эдмунда, которая знает понемногу обо всем и ничего толком. Короче говоря, няня. Просто няня. – Эванджелина, вы заставляете меня сердиться. Перестаньте умалять себя. Я по горло сыт вашими увертками. Ладно, хватит об этом… Согласно моим подсчетам, вы заботитесь об Эдмунде уже почти два месяца, но еще ни разу не получали платы за свою работу. Платы? – Не понимаю, милорд… Вы не только отдали мне весь гардероб Мариссы, но и обращаетесь со мной как с почетной гостьей. Это намного больше того, что я заслуживаю. Герцог не обратил на ее слова ни малейшего внимания. – Я хочу оплатить ваши услуги. – Он вынул из кармана банкноту. – Надеюсь, пятьдесят фунтов достаточно справедливая компенсация за потраченное вами время. Ошеломленная Эванджелина медленно поднялась на ноги, совершенно не представляя, что ему ответить. Платить ей за услуги? Она воскликнула срывающимся голосом: – Как вы могли предложить мне плату, словно я ваша служанка? Черт побери, я не возьму у вас ни пенни! Поскольку у Ричарда чесались руки придушить ее, он несколько секунд поправлял манжеты. Она покраснела до корней волос. Почему? Это казалось ему бессмысленным. – Черт побери, конечно, вы не моя служанка. – Герцог посмотрел на ее белую шею, полную грудь и холодно сказал: – Как я уже говорил, пятьдесят фунтов – это плата за учебу и игры с моим сыном. Вы примете эти деньги с той же любезностью, с которой они были предложены. |