Книга О, сколько счастья, сколько муки…, страница 27 – Анастасия Туманова

— Продолжаем игру! — отрывисто бросил Навроцкий.

Губы Львова дрогнули. Тихо, но твердо он произнес:

— Не буду. Вы передергиваете.

— Что? — Навроцкий поднял бровь, нехорошо усмехнулся.

Илья понял, что пора вмешаться, и, проклиная про себя последними словами Митро, Кузьму и свою дурную голову, шагнул к молодому князю.

— Ну-ка, Михаил Иваныч, идемте-ка отсюда. Вас папаша уже с фонарями обыскавшись. Третьего дня из имения приехали, вся полиция на ушах стоит, по городу носятся.

Львов вздрогнул, повернул голову. С его лица еще не сошло испуганное выражение, когда он выговорил:

— Илья, это ты?

— Ну, место ли вам здесь? — как можно суровее сказал Илья. — Идемте, говорю, да поживее.

Молодой князь неловко поднялся. Навроцкий встал тоже. Илья посмотрел на него, оглянулся по сторонам и понял, что их отсюда просто так не выпустят.

— Послушай-ка, приятель… — В голосе Навроцкого сильнее обозначился польский акцент: он начинал выходить из себя. — Ты здесь откуда? Сюда легко войти, дверь не заперта, а вот выйти… Матка боска ^[25], у тебя могут быть неприятности!

— Как бы я тебе неприятностев не налепил, — как можно спокойнее ответил Илья, хотя у него уже тряслись все поджилки. Он не сомневался, что справится с Навроцким, но вот с его шайкой…

— Прошу по-доброму, уходи! — вполголоса процедил Навроцкий, и Илья понял, что это последнее предупреждение.

— Илья, оставь, ступай… Это мои заботы, — дрожащим голосом вмешался мальчик.

— Пан говорит дело, — усмехнулся Навроцкий. Краем глаза Илья заметил, что их уже обступили. А посему не стал терять времени и молча «закатал» Навроцкому в челюсть. Тот кубарем отлетел к стене, вскочил с перекошенным лицом, кинулся на обидчика. Илья чудом успел перевернуть стол, карты и деньги посыпались на пол, диким голосом завопил сбитый им походя с ног оборванец, но на Илью уже навалились трое. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы с места, отбросив носок, не вскочила толстая баба, про которую Илья совсем забыл. В тусклом свете лампы он увидел широкое курносое лицо.

— Молча-а-ать! — гаркнула вдруг она хорошо поставленным голосом частного пристава. К изумлению Ильи, оборванцы, державшие его, тут же вскочили на ноги и чуть ли не вытянулись, как рекруты на плацу. Баба, кряхтя, нагнулась за своей жестяной кружкой. Деловито сказала:

— Рвите когти, зеленые ноги! — и запустила кружкой в лампу. Раздался звон, стало темно, послышались вопли и проклятия. Илья на ощупь подобрал с пола несколько ассигнаций, схватил за руку молодого князя и рванулся к двери. У выхода их попытались схватить, но тут уже Львов, придя в себя, дал нападавшему сдачи. Тот завыл, дверь распахнулась — и Илья с князем вылетели на залитый солнцем Цветной бульвар…

— Илья, я не могу больше! — взмолился юноша уже на Трубной площади.

Тот остановился, перевел дыхание. Оглянувшись назад, с облегчением понял: не догонят. Да и вокруг уже было полно народу, на углу прохаживался потный городовой, у тротуара толпились извозчики.

— У тебя кровь… — испуганно сказал молодой князь.

— Где?

Илья провел ладонью по лицу, поморщился, нащупав ссадину, и кисло подумал, что сегодня вечером ему с хором точно не выйти. Не замазываться же тестом с кирпичной пылью, как Кузьме… Так и не нашелся этот паршивец! Только зря из-за него в чужую заваруху влез.

— Совести в вас нету, Михаил Иванович, — сердито проворчал Илья. — Ну за каким чертом вас в эту дыру потащило? Да еще в очко играть сели! Ваше дело — в ниверситете книжки разные читать, а не в карты дуться. Ваша мамаша, поди, трижды в гробу перевернулась, на вас глядя! Воля же вашему батюшке держать вас так свободно. Да если б мой Гришка в такое вляпался — из-под кнута бы у меня не встал!

Юноша поежился. Помолчав, спросил:

— Скажи, а верно, что отец приехал? — Илья недоумевающе взглянул на него, и Львов, покраснев, пояснил: — Я ведь уже неделю не был дома…

— Пороть вас некому, ваше сиятельство, — заметил на это Илья. Но, посмотрев в смущенное лицо молодого человека, сжалился: — Да нет, нету Ивана Васильича. Из имения так и не возвращались. А вы бы ехали туда, к нему. Вам лучше в городе-то пока не показываться. Я этих жуликов знаю, лихой народ.

Услышав о том, что отца нет в Москве, молодой князь даже сумел улыбнуться.

— И то дело, Илья. Сегодня же и поеду, вот только зайду в университет…

— Деньги возьмите. — Илья вытащил из кармана смятые бумажки и сам удивился, как много их оказалось. Хватал-то вроде первое, что под руку сунулось, а вот поди ж ты — целый капитал.

— Оставь себе, — решительно отказался Львов. — Ты рисковал жизнью из-за моей глупости.

Теперь пришел черед смутиться Илье.

— Ну, вот ерунда… Не разбрасывайтесь, ваша милость. Вам ведь и к папеньке нужно будет с чем-то ехать. И в ниверситете небось книжка какая понадобится…

— Нет! Не возьму! Позволь мне тебя отблагодарить! Возьми хотя бы часть! — Львов силой засунул несколько ассигнаций в карман Илье. — А вот эти деньги передай, пожалуйста, Ирине Дмитриевне, я ей обещал.

— Ну, бог с вами. Спасибо. Смотрите уж, больше с мазуриками не вяжитесь.

Последнее «благодарю» молодой Львов выкрикнул уже из извозчичьей пролетки. Илья помахал вслед, подождал, пока экипаж скроется за углом, и лишь тогда вытащил навязанные князем ассигнации. Пересчитав их, повеселел, тут же решив, что Ирина Дмитриевна обойдется, и уже повернул было к трактиру, когда сзади его окликнули:

— Эй! Смоляков! Илья! Сто-о-ой!

Голос был женский, и Илья, от неожиданности едва не давший стрекача в переулок, остановился. Через площадь к нему, размахивая руками, неслась та самая толстая курносая баба из суковского заведения.

— Илья! Ну, что ж такое! Кричу-кричу, а ты как оглох! — Подбежав, она с размаху ухватилась за его рукав, и на растерявшегося Илью весело взглянули желтые, круглые, наглые очи Катьки Пятаковой, бывшей горничной Баташевых.

— Ты?! — ахнул он.

— Слава тебе, святая пятница, — признал наконец! — хмыкнула Катька. — А я вот тебя сразу узнала. Глазищи твои чертовы ни с чьими не спутаешь. Ну, как живешь-поживаешь, дух нечистый? С побываньицем тебя!

Илья молчал, разглядывая Катьку. Она была одета в коричневую набивную юбку и, несмотря на жару, длиннющий заплатанный шушун. Волосы скрывал нарядный шелковый платок. Катька сильно раздобрела и выглядела необыкновенно важной — особенно когда, чинно взяв Илью под руку, зашагала рядом с ним по Трубной.

— Давно ль в Москве, аспид?

— С Пасхи.

— А зачем, нам на радость, в заведение прибыл?