Книга Лавина чувств, страница 7 – Элизабет Чедвик

— Брата?

— Томас де Курсель. Во время одной ссоры он расшиб себе об каменный пол голову, в которой все равно были одни опилки. Я знал их отца, Роберта де Курселя. Он был не слишком строгим, но зато вполне порядочным. Земли, принадлежащие их семье, в основном находятся в графстве Дербишир, если к этому моменту их уже не распродал Джайлс де Монсоррель.

— Мне кажется, я помню Томаса де Курселя, — проговорил Джослин. — Худой и высокий, с истеричным смехом… Я не придавал ему особого значения, когда видел его на турнирах. Мастерством он не отличался и скорее был зрителем, чем участником, — растерянно добавил он. — Они очень не похожи со своей сестрой.

Напускное безразличие в голосе Джослина заставило Вильяма насторожиться.

— Сводной сестрой, — заметил он. — Они от разных матерей, — и, лукаво улыбнувшись, спросил: — Она ведь тебе понравилась?

Джослин немного покраснел.

— Мне было жаль ее, хотя не стану говорить, что она не заинтересовала меня. Думаю, я выглядел слишком добрым.

Отхлебнув немного вина, он вновь посмотрел на отца. Железное Сердце продолжал улыбаться, не скрывая своих чувств. То, как говорил о ней Джослин, доказывало, что ее образ прочно засел в его голове.

— Кстати, — начал он, — Джайлс де Монсоррель известен своей нездоровой ревностью.

— Ему незачем ревновать.

— Не пытайся меня обмануть. Да я всего лишь хочу дать тебе хороший совет.

— Мне сейчас не нужны советы.

Железное Сердце, хитро поглядывая на сына, от души рассмеялся.

— Ну что ж, в советах ты, значит, не нуждаешься, — заговорил он и, решив переменить тему, добавил: — Поговорим тогда о другом. Сегодня де Люси сообщил мне, что нанял тебя на все лето.

Джослин расслабился, но взгляд его остался по-прежнему напряженным.

— Конечно, награды за рыцарские турниры намного выше, но и риск достаточно высок. — И, пожав плечами, продолжил: — Служить в охране, может быть, и скучно, но зато постоянно сыт и при деньгах. А что мне еще нужно?

Вильяму стало неловко. В голосе Джослина не чувствовалось ни обиды, ни досады, но что-то подсказывало Вильяму, что он виноват перед ним. Его первый сын и единственный ребенок Морвенны был незаконнорожденным, а потому не мог претендовать на имения де Роше. Джослин был вынужден самостоятельно и любым способом пробивать себе дорогу в этой жизни. Вильям и так старался: многому обучил Джослина, снабдил его необходимым оружием, но на душе у него не становилось легче.

— Сомневаюсь, что тебе придется скучать, — произнес он, как только Джослин осушил свой кубок. — Ричард не любит выкладывать все сразу, но, думаю, он может предложить тебе что-нибудь, помимо службы в охране.

— Например?

— Об этом спроси у самого де Люси.

На мгновение узкие брови Джослина недоуменно приподнялись.

— Тогда я, пожалуй, потороплюсь, чтобы насладиться свободой, — сказал он и обвел опустевшую гостиную рукой. — Как видите, мои люди уже готовы к отъезду.

Вильяму показалось, что этот жест выдавал некое беспокойство, возможно, оставшееся у Джослина после встречи с Монсоррелем и его женой. Ему действительно не помешало бы сейчас отдохнуть в таверне или провести ночь с какой-нибудь женщиной, хотя ехать в Лондон ночью очень рискованное дело.

— Побереги себя, Джос, — сказал он, нахмурившись.

— Я всегда осторожен, — ответил Джослин и, холодно попрощавшись, открыл двери и растворился в летних сумерках.

Вильям тяжело вздохнул. Указав испуганному слуге рукой на соломенную подстилку, он подошел к камину и уселся, собираясь допить вино. Его мысли вернулись к матери Джослина. Морвенна. Стоило ему прошептать это имя, как начинало колоть сердце.

Она была всего лишь сестрой наемника, и он хорошо помнил, как одним весенним вечером в 1144-м году заплатил ей за услуги. До Морвенны он мог только мечтать о такой женщине. И вот она появилась, навсегда разбив его сердце. Пять лет она была рядом. Он вспомнил тот вечер у костра, когда она развязала свои густые темные волосы, и представил ту ночь, когда эти волосы были аккуратно уложены вокруг безмолвного холодного лица. Рядом с ней положили маленькую мертворожденную дочь. Она ушла, и больше ничего не напоминало о ее существовании, исключая разве что недоумевающего четырехлетнего мальчика и не менее смущенного мужчину тридцати двух лет.

Один Бог знает, как он возненавидел Агнес в первые месяцы после смерти Морвенны. В его душе совсем не осталось места нежности или даже терпению. Вместо того чтобы радоваться, что Агнес вновь забеременела и вот-вот родит ему ребенка, он испытывал одно только раздражение. Вильям знал, что к своим собакам относится намного лучше, чем к собственной жене, но ничего не мог с собой поделать. Стоило ему посмотреть на Агнес, как перед глазами появлялось бледное, безжизненное лицо Морвенны. Его уверяли, что это был несчастный случай, что она споткнулась на лестнице и упала. Начались схватки. Двое суток она истекала кровью и в конце концов умерла. А он даже не успел с ней попрощаться.

Стоявшая возле него на подставке свеча затрещала, догорая, и он вздрогнул, очнувшись от нахлынувших воспоминаний. В темных углах на соломенных матрасах спала прислуга. Обычно они укладываются поближе к огню, но сегодня никто не смел вторгнуться в его одиночество. Железное Сердце тяжело встал на ноги, выплеснул последние капли вина в огонь, послушал, как они тут же зашипели, превращаясь в пар, и устало побрел к постели.

* * *

Дом графа Лестерского стоял на Стрэнде, одной из самых больших улиц Лондона. Даже в сумерках было заметно, что деревянный дом с крышей, покрытой красной черепицей, выстроен недавно. Черепица, безусловно, стоила дороже соломы, но зато надежнее на случай пожара. Внутри и снаружи на стенах висели факелы, освещавшие гостей, многие из которых еще толпились на заднем дворе, в то время как другие уже успели занять удобные места в гостиной. Приправленная травами баранья туша, насаженная на вертел, роняла на угли капли жира. За ней присматривал захмелевший поваренок, суетливо носившийся вокруг нее, не выпуская из рук кружку с вином.

Джослин остановился, не решаясь приблизиться к дому. В одном из углов двора он увидел знакомых ему воинов, служивших юстициарию де Люси. Он бы мог сейчас присоединиться к ним. Их дружный хохот манил его. Пока Джослин мешкал, к нему подошла стройная молодая женщина с томным взглядом. Она улыбнулась ему и соблазняюще завиляла бедрами. Не упуская ее из виду, он наконец переступил через порог и вошел в переполненную людьми гостиную.

За стоявшими вдоль стен столами вплотную сидели рыцари и вассалы Лестера. Среди них Джослин узнал фламандского полководца, с которым ему часто приходилось сталкиваться во время турниров, а также двоих прославленных рыцарей, зимовавших в этом году у графа. В дальнем конце гостиной, под двумя скрещенными знаменами, сидел сам Лестер. В свои тридцать лет он уже был достаточно упитанным, но, несмотря на то, что его мышцы оплыли жиром, оставался по-своему красивым. В эту минуту он, приветствуя, обнимал прибывшего на сломанной телеге Джайлса де Монсорреля, который по пути уже успел напиться, судя по его размашистым жестам и чересчур громкому голосу. По другую сторону от Лестера, налегая на стол, чтобы было лучше слышно, и продолжая обгладывать куриную ногу, сидел еще один его родственник, Убер де Бомон. Семейная склонность к полноте у него проглядывалась в двойном подбородке. Впрочем, Джослин его плохо знал. Слышал только, что он пользовался дурной славой, прослыв необыкновенным расточителем, немало промотавшим за последние три года в компании взбунтовавшихся сыновей короля.