Онлайн книга «Плохая хорошая девочка»
|
* * * На следующий день с утра профессор и Юра предприняли попытку отыскать тело Королевича. Если он действительно утонул, тело должно было всплыть… Утро было хмурым. Над Прекрасной долиной нависли тяжелые, пропитанные влагой тучи. — Дождь, наверное, скоро будет, — заметил Горчицкий. — Может, не ходить? — Не сахарные, — возразил Юра. Загадка исчезновения Королевича не давала ему покоя. Если бы они обнаружили труп сыщика — это бы кое-что, возможно, прояснило! — Промокнем… — вздохнул профессор. — Промокнем — вернемся и посушимся. Да и не факт, что промокнем. Когда еще польет! Дождь, может, к вечеру только соберется. — Ну как знаете… Я готов. Они прошли вниз по течению реки, осматривая берега. Рассчитывая, что, может быть, тело утопленника зацепилось где-нибудь за корягу или его прибило течением к берегу. Так они дошли до того самого места, где вода уходила вниз, скрываясь в толще горного массива, и становилась подземной рекой. Здесь начинались пещеры… Некоторое время можно было еще продвигаться вперед под естественными сводами пещеры — и даже идти в полный рост. — Смотрите! — вдруг прошептал профессор, указывая куда-то наверх. Юра задрал голову. На скале, нависшей над водой, ясно были видны какие-то изображения. — Ну-ка посветите фонариком! — попросил Ростовского профессор. Тот направил луч фонаря на неровную, шероховатую поверхность скалы. — Юра, я вас поздравляю! Вас, себя и всю науку в моем лице! — торжественно произнес профессор. — Ну что такое? — Это самые настоящие наскальные рисунки! Профессор огляделся по сторонам: — Обратите внимание на эту площадку! — обронил он. Юра обратил… Узкое ущелье, по которому они шли, действительно, выходило на небольшую круглую площадку. — Вы понимаете, Юрочка? — И что я должен понимать? — Эта площадка вполне может служить местом для сборищ… Ритуальных, например… Ведь наскальные рисунки часто носят именно ритуальный характер! — Сборищ кого? — Эти изображения… — продолжал профессор, по-видимому, пропустив Юрин вопрос мимо ушей и увлеченно вглядываясь в рисунки на скале. — Возможно, они недавнего происхождения! — Так, на скалах же эти… только древние люди рисовали, — заметил милиционер. — Необязательно, что древние… — То есть? — Если сознание на примитивном уровне, то такой способ самовыражения вполне… В общем, это все вполне возможно! Я видел, например, в Африке наскальные рисунки животных племени Бхаванга Банга — фламинго, жирафы, буйвол… — Что за племя такое? Вымершее? — Да в том-то и дело, что нет. Реально существующее. Когда мы спросили местных охотников, знают ли они, кто это нарисовал, они так и ответили: «Бхаванга Банга!» — Бхаванга Банга, Мумба-Юмба… — пробормотал милиционер. — А здесь-то кто нарисован? — поинтересовался Юра, тоже вглядываясь в рисунки. — Каракули какие-то… На фламинго не похоже. Правда, я этих фламинго и не видел никогда… — Ах, ах… — вдруг разахался профессор. — Смотрите, голубчик! Удивительно! Такое ощущение, что это — пусть неуклюже, не слишком искусно, — но это изображены обыкновенные домашние животные! — Да? — А вот и люди… — Какие-то они странные… — заметил Юра, еще пристальней вглядываясь в «каракули» на скале. — Мужики, что ли? — Да, присутствуют фаллические признаки… Несомненно. Это, кстати, тоже характерно именно для ритуальных изображений. — А что еще характерно для ритуальных изображений? И вообще… Чем это все нарисовано? — вдруг подозрительно поинтересовался участковый. — Уж не краска ли, извините, производства Ярославского лакокрасочного завода? — Сейчас посмотрим… И профессор внимательно, достав лупу из кармана, стал изучать рисунки. — Поглядим-поглядим… Может, это глина? — пробормотал он. — Глина? — Нет, не глина… Скорее всего, это какой-то темный порошок… Природного происхождения. — Какой еще порошок? — Ну, например, некоторые дикие племена извлекают такой порошок из грибов-дождевиков, чтобы раскрашивать свои боевые щиты. — А это что? — Юра вытаращил глаза. — Что это тут, елы-палы, нарисовано? — Где? — Профессор близоруко прищурился. — Ах, вы про этот рисунок… — Это что же он такое делает, тип этот? — Что делает? — Профессор задумчиво наклонил голову набок, разглядывая рисунок на скале. — На мой взгляд, этот тип… точнее сказать, это существо терзает свою жертву. Обедает, так сказать! — Чего-чего? — Да, да. Несомненно! — Профессор прищурился, вглядываясь в наскальное изображение. — Сцена весьма недвусмысленна. — Чего?! — Я говорю, нет сомнений, Юрочка: здесь изображен акт каннибализма. — Канниба… Что? — Людоедства, Юрочка! — Вот ведь чертовня какая… Ростовский, поеживаясь, оглядел пещерные своды, окружавшие площадку. — А как вы думаете, это… — Вас волнует, отражает ли это примитивное искусство действительность? Или это вымышленная — другая — реальность? — Вот-вот! Это я бы очень хотел понять. — Я думаю… Видите ли, для примитивного мышления характерна все-таки детская непосредственность. Что вижу, так сказать, то и рисую, так сказать. — Вот оно что… — Знаете ли, как у представителей наших малых народов, например: чукчей, эвенков… Что вижу, о том и пою. Вот, мол, еду, кругом снег, сейчас поймаю кого-нибудь и… — И съем! — Вот-вот. — Так, значит? О чем подумал, то и нарисовал? Мечту о сытном обеде, например? — Как вы сказали? — повысил голос профессор. — Говорите громче, Юрочка, — я вас что-то плохо слышу! — Говорю, изобразили мечту о сытном обеде! — А-а-а. — А что это вы вдруг стали плохо слышать? — Что вы говорите, Юрочка? Говорите громче, а то шум воды все забивает. — Шум воды? — Ростовский тоже повысил голос, почти переходя на крик. — Ну да! Слышите, как река шумит?! — А ведь еще недавно нам не приходилось кричать! Мы говорили нормальными голосами, профессор. Откуда этот шум? — Откуда, откуда… От реки, разумеется! |