Книга Мажор. Умереть, чтобы родиться, страница 42 – Игорь Соколов

– С кем?

– С Королевым.

– Чего мне с ним ругаться?

– А то непонятно, что у вас что-то есть и он ревнует.

– Личное я не обсуждаю, – тут же насупилась Вика.

– Из-за меня?

– Я уже сказала. Заканчиваем осмотр и поехали.

И вдруг из одной из книг полетели старые черно-белые фотографии. На них люди в милицейской форме, цветные фотографии плохого качества, на которых тоже люди в форме. На одной Игорь узнал еще молодого Карасева. И молодого Пряникова.

– Вика, это Пряников?

– Похож… молодой. Не знала, что они в нашем отделе тогда сидели.

– Кто они?

– Карасев, следователь и опера его. Пряников у нас старожил отделения. Поехали. Нет тут ничего.

Игорь посмотрел вслед Родионовой, а потом положил фотографию в карман пиджака. Он догнал Вику в прихожей и замер от неожиданности. Там стоял тот самый Поляков, который приезжал на встречу. И который взял у Вики образцы для анализа.

– Еще раз здравствуйте.

– Как вы нас нашли? – оторопело спросила Родионова.

– Профессиональные секреты, – бесцветным голосом ответил Поляков. – Что касается вашей просьбы. В образце крови – следы спецсредства. Вводится инъекцией, вызывает остановку сердца. Следы минимальны, нужно знать, что искать. Это все. Официально никто вам ничего не говорил и не скажет.

– Кто имеет доступ к этому спецсредству? – сразу спросила Вика.

– Я же сказал – никто вам ничего не говорил. Всего доброго, – кивнул Поляков и вышел.

– Никто ничего не говорил и неофициально, значит, у нас нет оснований считать это убийством, – тихо сказала Вика, глядя на закрывшуюся дверь.

– И что теперь? – спросил Игорь.

– Только Данин свидетель.

Алкаш, которого нашел Королев, сидел за ноутбуком Аверьянова и безуспешно пытался составить фоторобот. Или делал вид, что пытается.

– Что у вас? – сразу спросила Вика, когда они с Соколовским вошли в комнату.

– У вас я в гостях, – приветливо сказал мужик.

– Это свидетель? По Карасеву? – на всякий случай уточнила Вика, с сомнением рассматривая мужика.

– За знакомство, кстати, не налили, – с огорчением сказал мужик.

– Я тебе сейчас так налью! – пробурчал недовольно Жека, которого мужик уже явно достал.

– И сказать нельзя… – обиделся алкаш. – Сижу тут, пялюсь, стараюсь…

– Что-то есть? Королев? – потребовала Вика официальным тоном.

– Свидетель, товарищ капитан, к фотороботам не способный.

– Товарищ капитан! Тут такие все друг к другу вежливые! – снова влез в разговор мужик.

– Утомил… – простонал Жека.

– Но руку запомнил, – добавил Данила.

Он протянул Вике лист бумаги, на котором примитивно была нарисована рука человека, отсидевшего на зоне с выколотыми на пальцах перстнями и птичьим пером.

– Он мне этой рукой страшное грозил. Это запомнилось, – хмуро провозгласил алкаш.

– Это что? – ткнула Вика в наколку.

– Перо, похоже, – сказал Жека. – Из сидельцев наш неизвестный, похоже, ножом любит баловаться. Была мысль, что могла быть месть Карасеву. По базе поднял недавно освободившихся за последний год. Севших при нем еще.

– И результаты?

– Глаза пухнут, во рту сухо, – ответил за всех алкаш.

– Смотри внимательней, – уже не угрожающе, а почти просящим голосом сказал Жека, что-то демонстрируя мужику на экране ноутбука.

– Вот этот крендель! Точняк! – вдруг уверенно заявил мужик. – Точняк! Он на моем месте терся тогда!

Все, даже Королев, вскочили со своих мест и бросились к монитору.

– Орловский Петр Валерьевич, – уже начал вслух читать данные из карточки Жека. – Кличка Орлик. Сажал его Карасев, квартирные кражи, разбой, тяжкие телесные, соучастие в сто пятой. Мог и убить. Освободился месяц назад, сам москвич.

Адресом регистрации Орлика значился вот этот старый дом, каких в Москве уже совсем мало. По крайней мере, из колонии он был направлен для проживания и регистрации именно на этот адрес.

Старенькую, крашенную кистью дверь открыл пацан лет двенадцати.

– Привет. А твой отец дома? – попыталась наладить контакт Вика.

Но тут из квартиры вышла женщина лет сорока в застиранном халате, с обесцвеченными волосами и пустыми усталыми глазами.

– Нет у него отца, – сказала женщина с болью в голосе.

– Орловский Петр Валерьевич, – назвала фамилию Родионова.

– Отец тот, кто вырастил, – устало произнесла женщина избитую фразу.

– Мы из… – начала представляться Родионова, доставая удостоверение.

– Из полиции. Что неясного? Кому он еще нужен. Первый раз забирала милиция, теперь уже ходит полиция.

– Он освободился недавно, – напомнила Вика.

– Знаю. Был один раз. К сыну я его не пустила. Да и сам он сына не хочет видеть.

– А где мы можем его найти? Не знаете?

– В больнице он, – неожиданно сказала женщина.

Орлик лежал в больничной палате под капельницей. Худое, изможденное лицо, лысый череп. На одной руке виднелись те самые перстни, наколотые на пальцах, и изображение пера. Достаточно похоже на тот рисунок, что сделал свидетель-алкаш.

Орлик смотрел на вошедшую Родионову с оперативниками равнодушным взглядом, только в голосе прозвучали ироничные «зоновские» интонации:

– Нормальная экскурсия нарисовалась.

– Орловский Петр Валерьевич? – спросила Родионова.

– Живодеры ксивы моей не нарисовали? – ухмыльнулся еле заметно уголком рта Орлик.

– Мы бы хотели с вами поговорить, – сказала Вика.

– Говорите, недолго осталось. Недельку еще – и хвостом шаркну, – ответил Орлик и закашлялся долго и мучительно.

– Фамилия Карасев вам о чем-то говорит?

– Знал я одного сыча с такой фамилией, – ответил Орлик. – Двенадцать лет мне пошил.

– Вышли и не забыли обиду?

– Навестили на днях Карасева? – уточнил вопрос Данила.

– Ты на меня, начальник, в оба смотри. Мне пыль топтать недельку осталось. Рак у меня. Колеса жменями ем.

– Только у дома Карасева видели тебя, Орловский.

Орлик закрыл глаза и замолчал. Вика с беспокойством посмотрела на приборы, к которым был подключен больной, но там вроде бы все было нормально. Спустя минуту Орлик открыл глаза.

– Было дело. Хотел к нему зайти. В глаза посмотреть. Пошил он мне дело не по моей статье. Мокрого на мне тогда не было. Я месяц как вышел. Меня там в больничке оставить хотели. Только воля – это воля. Да и сын тут. Без меня вырос.