Онлайн книга «Закон бутерброда»
– Дорогая, ты, наверно, не так поняла. Папа предпочитает любить мальчиков. – Нет. Он сказал, что любимых не выбирают. Иногда любят мальчика, иногда девочку. Каролина – девочка. Уложив Леони спать, она заперлась в ванной и уселась на плиточный пол, прислонившись к сидячей ванне и положив телефон на зеленый банный коврик. Отсюда были видны черные полосы в углах между стеной и полом, какие-то грибы, разросшиеся на белой замазке, волосы, висевшие под раковиной, ее запылившиеся весы и сваленная в углу куча шмоток на стирку. Она взяла телефон и уставилась в экран. Надо позвонить Оливье, выяснить, что это за история, но в свете их последних разговоров не очень понятно, как это сделать. С недавнего времени в его отношении к ней появилась какая-то пассивная агрессия, и она чувствовала, что дело не только в их обычных разногласиях по вопросам воспитания. Он как будто злился на нее лично, имел к ней какие-то претензии, но ограничивался недомолвками. От этого ощущения недосказанности и подспудной угрозы ей становилось не по себе. Поэтому она и сама не могла разговаривать с ним нормально. Но на этот раз она в своем праве. Если они с Жюльеном разошлись, он должен был ее предупредить заранее, чтобы Леони не застала ее врасплох. А что до этой (уже) поблядушки Каролины, то, наверно, Леони чего-то недопоняла. Кому, как не ей, знать, что Оливье не способен переспать с женщиной. – Алло? – Привет, добрый вечер, не помешала? Зачем она так перестраховывается? – Нет. Леони в порядке? – Да, конечно. Но она мне только что сказала странную вещь. – А, рассказала про перемены в моей личной жизни. – Э-э… Ну да. Назовем это так. То есть вы с Жюльеном разошлись? Она начала нервно вытягивать нитку, торчавшую из банного коврика. – Именно. – А ты не мог мне пораньше сказать, нет? – Вообще-то мы это довольно быстро решили. Знаешь, хотя нет, ты не знаешь, такие вещи не всегда можно предвидеть и планировать. – Ты вот этим что хочешь сказать? – Ничего. То есть ты звонишь за подтверждением? – Прости, но это все-таки огромная перемена в жизни нашей дочери. Она всегда имела дело с Жюльеном. – Знаю. У нас с ней был долгий разговор, и если будет нужно, я поговорю еще и еще. Но она уже достаточно большая, и для нее это не стало потрясением. – Это тебе так кажется. – Вот скажи честно, Марианна, тебе кажется, что у нее травма? Нет. И потом, она узнает, что жизнь – она такая, состоит из перемен. – Ок. И Каролина – это тоже нехилая перемена… – Да. Она оторвала нитку. Он явно выигрывал. – И что, это все?! Блин, ты педик или где?! – Привет, гестапо, как поживаете? В общем, я не собираюсь сейчас читать тебе лекцию про сексуальную ориентацию, просто знай, что она задана не раз и навсегда. И так случилось, что я встретил женщину. А до нее был с мужчиной. Вот. И точка! Он ставил точку. Это раздражало еще больше. – Но… Да ешкин крот, как ты так можешь! Ты всегда твердил, что ты пидор, сам же говорил! Ты совсем недавно срывался на училку, бил себя в грудь и заявлял, что ты педераст с рождения. Только не говори, что все поменялось за пару недель. Это ни в какие ворота не лезет. – Тогда уже поменялось. Но эта дура меня бесила. И мои слова были заявлением активиста. Она намотала нитку на левый указательный палец, точно на складки у фаланги. Получилось что-то вроде мини-сосиски, разбухающей в духовке. – Вау… А Леони что теперь говорить, если ей всю жизнь объясняли, что папа любит мальчиков? – Я с ней уже поговорил. И она прекрасно все поняла. – Но ты не отдаешь себе отчета, насколько это может вывести ее из равновесия. – Погоди, ты сейчас мне хочешь сказать, что иметь отца, состоящего в гетеросексуальной связи, – это неадекватно? – Для нее – да. – Ок, все ясно. На самом деле, Марианна, и ты это знаешь, проблема в другом: тебе невыносима мысль, что в ее жизни может быть какая-то женщина, кроме тебя. Это было правдой. Если она решила завести ребенка с лучшим другом-геем, то отнюдь не затем, чтобы Леони в итоге оказалась с мачехой. Но честностью от Оливье ничего не добьешься. Нельзя уступать ему ни пяди. – Неправда. На мои настроения глубоко плевать. Важно только то, что семейные условия Леони перевернулись с ног на голову. – Ай-яй-яй, какой ужас! Значит, она узнает, что жизнь – не застывший кокон, в котором сидят взаперти, и не живут, и ни с кем не вступают в отношения. – Мне начинают надоедать твои намеки. Если хочешь мне что-то сказать, давай уже разродись. – Ты правда хочешь, чтобы я разродился? И готова это выслушать? У тебя нет своей жизни. Ты не живешь. Ты соорудила себе совершенно железобетонную жизнь и хочешь быть уверена, что с тобой больше никогда ничего не случится. Знаю, история с Готье принесла тебе много боли. Сначала я себе говорил, что это нормально, что ты так реагируешь, что ты закрылась в броне, но сейчас уже столько лет прошло и это уже стремно. Тебе же не семьдесят лет, Марианна. К тому же даже семидесятилетние бабки знают, что еще живы. Ты меня попрекаешь тем, что я баламучу Леони, а ты не думаешь, что ты со своей душной атмосферой, запертая на все замки, для нее смертельна? Ты не думаешь, что сидеть с ней вдвоем, отвергая мужчин, любовные истории, жизнь, – это нездорово? А я учу ее не бояться других людей, не бояться перемен. Марианну пригвоздило к полу. Она не могла ничего ответить. Она бы на веки вечные превратилась в статую, если бы не почувствовала, что горло у нее сжимается. – Я… Тогда… – Она изо всех сил старалась, чтобы голос ее не выдал. – Значит, вот что ты обо мне думаешь? Так я в твоих глазах выгляжу? – Только реветь не начинай. Поль сказал ей то же самое. Да что с ними всеми такое? Они ведут себя с ней как последние свиньи, и притом отказывают ей в законном праве на эмоции? – Знаю, я грубовато выразился, но да, я так думаю. И говорю тебе это не только для блага Леони, но и для твоего собственного. – Я не понимаю… – Теперь она уже плакала в голос. – Что я такого сделала, что ты так обо мне думаешь? – Ничего. Именно что ничего. Марианна, ты уже сколько лет живешь одна? – Но имею же я право выбрать одиночество! – Это нездорово. – И потом, я сплю с мужиками! – Но похоже, только из гигиенических соображений. Не будешь же ты говорить, что в твоем возрасте и при твоей внешности восемь лет сидеть в одиночестве – это норма?! – Тут нет никакой нормы. Это не значит, что это ненормально. |