Книга Истинные цвета, страница 47 – Дорис Мортман

— Может, когда-нибудь и я найду своего Алехандро, — промолвила Изабель, глубоко тронутая рассказом своей тетушки.

Флора с усмешкой взглянула на Изабель.

— Я бы никому не пожелала тех мук, что нам с ним пришлось вынести. Тебе надо стремиться к тому, что было у твоих отца и матери. — Ее голос смягчился, и она с нежностью посмотрела на свою внучатую племянницу. — Как только тебе встретится мужчина, способный не только разжечь в тебе страсть, но и пробудить доверие и оберегать тебя, выходи за него замуж не раздумывая!

После этого разговора Изабель долго не могла уснуть. В конце концов она поднялась на башню Кастель и в благоговейном молчании стала ждать рождения нового дня.

Ночь отступала постепенно, шаг за шагом, но вот из-за горных вершин поднялось солнце. И наконец заиграли краски утра.

А Изабель, ставшая свидетельницей пробуждения природы, увидела во всем этом послание небес, призванное вдохновить ее на очередное восхождение к вершинам искусства.

В Нью-Мексико Изабель вернулась с твердым намерением приступить к работе над серией абстрактных пейзажей. С этой целью она отправилась в рискованное путешествие по долине Смерти, к наполненным эхом кратерам Большого Каньона, разноцветным скалам каньона Брайс, в овраги Бэдлендз, навстречу рассвету. По пути она останавливалась в самых живописных местах, знакомилась с окрестностями, спала под открытым небом и просыпалась с первыми лучами солнца.

Она с удивлением и восхищением постигала извечную истину: несмотря на то что рассвет каждый раз по-новому окрашивает окружающий ландшафт, сам процесс пробуждения всего живого повторяется каждый день с неизменным постоянством. Что бы ни творило человечество — добро или зло, — оно не в силах остановить победное шествие утра.

В сентябре Изабель де Луна выставила в галерее Рихтера сорок живописных полотен, посвященных рассвету, под общим названием «Ода Эос».

Скай и Дюраны нашли общий язык так быстро, как если бы были знакомы всю жизнь. Не прошло и часа после приезда Скай, как они уже непринужденно болтали и смеялись, обсуждая все на свете — от освещения в галерее до рецептов соуса чили. Джонас и Сибил, поженившиеся год назад, остались с ними после ужина.

Сибил спросила Скай, как ей работается со знаменитым Джулианом Рихтером.

Скай округлила глаза:

— Ужасно! Джулиан — гений, этого не отнять, но у него больное самолюбие. Вбил себе в голову, что он величайший меценат со времен Боттичелли, и смотрит на меня свысока, словно я человек второго сорта, представляете?

Под всеобщий хохот Скай изобразила в лицах их с Рихтером беседу.

Когда тема была исчерпана, присутствующие перешли к обсуждению положения евреев в Нью-Йорке и Санта-Фе.

— Когда я летела на самолете из Далласа, — вдруг произнесла Скай, — мне попалась на глаза статья о недавнем инциденте в Эль-Пасо. Вандалы разгромили магазины в целом квартале — побили витрины и изрисовали стены свастикой. В заметке сказано, что магазины принадлежали «подпольным» евреям. Раньше я никогда не слышала ни о чем подобном. Очень интересно.

В комнате повисла напряженная тишина. Джонас сидел с каменным лицом. Изабель и Сибил выжидательно смотрели на Скай. По выражению лиц Миранды и Луиса вообще невозможно было что-либо понять. Скай уже досадовала про себя, что затеяла весь этот разговор, но тем не менее продолжила:

— Оказывается, это потомки евреев, которые переселились в Мексику, после того как их изгнали с испанской земли в эпоху инквизиции.

— Но зачем кому-то понадобилось громить их магазины? — недоуменно спросила Изабель.

— Дело в том, что они прикидывались католиками, будучи на самом деле иудеями. Об этом стало известно, и горожане пришли в ярость.

— Надеюсь, никто не пострадал?

— Двое убитых. Несколько раненых. Их бизнесу нанесен серьезный урон.

— Просто возмутительно! — воскликнула Сибил.

— В статье сказано, что на юго-западе существуют целые поселения «подпольных» евреев. Некоторые семьи скрывали свои иудейские корни более пятисот лет.

— Это правда? — спросила Джонаса Изабель. Он пожал плечами.

Скай задумчиво покачала головой:

— Нам хочется верить, что мир стал терпимее, но это далеко не так. Во все времена находятся фанатики, готовые отправиться в крестовые походы, — с тихой яростью продолжила она. — Нацисты, пожалуй, худшие из них. Но они не первые. И не последние.

Подруги удалились в домик Изабель во втором часу ночи.

— Тебе чертовски повезло, — заметила Скай, помогая Изабель застелить раскладной диван. — Мало того, что родители у тебя были сеньор и сеньора Перфекто, а твой ангел-хранитель — знаменитая оригинальная Флора. Когда фортуна повернулась к тебе задом, ты благополучно приземлилась в юго-западном раю, да еще и заимела в качестве приемных родителей Дюранов. Сама Золушка лопнула бы от зависти, узнав, что ты такая везучая!

— Они у меня замечательные, правда? — с нескрываемой гордостью подхватила Изабель. — Миранда тебя просто обожает!

— С первого дня нашего знакомства я поняла, что у нее исключительно тонкий вкус! — подхватила Скай. — Она обещала показать мне «Каньон-роуд» и другие галереи в Санта-Фе.

— Во всем Санта-Фе тебе не найти лучшего гида по художественным выставкам.

— Я смотрю, она хорошо знает художников, приславших свои работы в ее галерею. «Восемнадцать» — необычное название для выставки.

— Все объясняется очень просто: выставляются восемнадцать художников, — отозвалась Изабель.

— Знаю, знаю, но если группа художников выставляется под одной вывеской, это говорит о том, что их объединяет общая идея. К тому же в числах заключен некий мистический смысл.

— Художников из группы «Восемь» тоже многое объединяло, — заметила Изабель, имея в виду группу американских художников, популярных в начале двадцатого века, — но в их творчестве не было ничего мистического. Они всего лишь договорились выставляться вместе, после того как их работы, посвященные трущобам, отвергла Национальная академия дизайна.

— А как насчет «Синей четверки»?

— Я никогда не считала Кандинского, Джауленского, Клее и Лайонела Фейнингера единомышленниками.

— Это потому, что каждый из них добился признания как самостоятельный художник. Тем не менее немка, собравшая всех четверых под одним флагом в Штатах, назвала их «Синей четверкой», поскольку считала темно-синий цвет мистическим.

— Терпеть не могу синий цвет! — вырвалось у Изабель. Подруга молча погладила ее по руке — слова здесь ни к чему. Она знала, что Изабель мучают кошмары: каждую ночь она погружается в зловещий темно-синий мрак, где нет ничего, кроме неясных звуков, видений и смутных воспоминаний.

— У тебя возобновились головные боли? — спросила она подругу.