Онлайн книга «Смерть пиявкам!»
|
Гурский задумался, глядя в окно. Я перевела дух. Ясно, что мои дурацкие предложения не показались ему такими уж дикими. — А с Дышинским, Петером и Островским я могу говорить как нормальный человек? Как следователь? И с юристом Вежбицким? И перед кем мне изображать психиатра в атласных перчатках? — Возможно, перед папочкой Эвы. — А перед мамочкой? Она имеется? — Имеется, но сидит под пятой супруга и словечка не пикнет. Иначе не позволила бы терроризировать дочку. Что же касается папочки, у меня насчет него одни сплошные сомнения, и я даже не представляю, как бы могла с ним говорить. И в каком амплуа вам лучше выступить в этом случае — тоже не знаю. Не хотите прикинуться журналистом? — Неплохая идея. Вот еще неплохо бы знать, что мне от него вообще требуется… — Как «что»? Ступеньский. Неужели не поняли? Клянусь, у Гурского в глазах промелькнула искра. Видно, не очень-то он был доволен результатами расследования, а сейчас кое-какие соображения насчет дальнейших шагов появились. Ступеньский! Самая загадочная фигура в череде убитых. Мы наперебой стали высказывать новые соображения: — И в самом деле, он ведь практически ни с кем не был тесно связан… — Одна охмуренная им девушка и очень сомнительный Яворчик — не скажешь, что широкий круг… — И все как один энергично гнали его от себя к чертям собачьим… Вот, подсунула Гурскому всю собственную неразбериху и головную боль — сразу легче стало. Голова настолько прояснилась, что я сумела вспомнить еще одну важную вещь. — Минутку, пан инспектор! Столько наболтала, а о главном умолчала. По крайней мере, не смутные соображения, а самый что ни на есть железный факт. Он был здесь, я говорю о Хлюпанеке, одновременно находясь в Буско! — А мне кажется, вы уже об этом сказали. — Сказала, но не все. Пять дней назад Хлюпанек зашел к матери Петра Петера. Не знаю, под каким предлогом, да хоть и без предлога, ведь он — крестный отец ее сына. Она его очень не любит, для него это не секрет, поэтому особо не навязывается. А тут вдруг нагрянул. И используйте это так, как найдете нужным. А не захотите, я сама… На этот раз Гурский не стал поощрять моей самодеятельности… Под вечер Островский привез Магду. — А ты даже не заметила, что моя машина уже два дня стоит у твоего дома, — упрекнула меня Магда. — Ну да, не заметила, — согласилась я. — А как ее разглядишь за сорняками, которые вдоль забора вымахали? Да и некогда мне было на улицу глазеть, целыми днями у телефона сижу. Куда, черт возьми, мог запропаститься Петрик? Ну никак не могу его поймать, ни один телефон не отвечает. — Он в студии засел, — сообщила Магда — Не вылезает оттуда уже второй день. Завтра к утру собирается закончить. — Ладно, до утра вытерплю. — Зато меня отловила полиция, — печально сказал Островский. — Некий инспектор Гурский, кажется, вы знакомы? Вы ему все же рассказали про Эву Марш? — Потому что у нее алиби! — важно заявила я. — Вот, смотрите, Лялька мне продиктовала, да я знаю, что ничего не разобрать, но я уже все наизусть выучила и могу вам прочесть. Что пьем? — Ничего, — вздохнула Марта. — Надо же мне забрать наконец машину, и Адам свою не может оставить. — Но хоть кофе?.. Кофе все одобрили, я отправилась на кухню. Высыпав в кофейник остатки из банки, я перепугалась — неужто кофе закончился?! Ну да, помнится, Витек обещал купить. Но купил ли? Я покрутила головой. Ах да. Вон на полке еще банка стоит. Успокоившись, я отнесла поднос в гостиную, где Магда с Островским увлеченно болтали о всяких пустяках. Я с удовольствием смотрела на подругу — призрак демонического десперадо явно отступил и более ее не беспокоил. — Мне кажется, что все нити ведут к Эве Марш, — заговорил Островский, отхлебнув кофе. — Заметьте, убийства ассоциируются с ее именем вовсе не у полиции, а только в среде телевизионщиков… — И безо всяких на то оснований, — подхватила Магда. — Ведь Вайхенманн с Эвой Марш никаких дел не имел, Држончек тоже… — Држончек собирался, — возразил Островский. — Он уже нацелился на экранизацию по ее книге, вел переговоры со сценаристами, нашел спонсора, который соглашался финансировать экранизацию Эвы Марш и никого другого. — А ты откуда знаешь? — недоверчиво спросила Магда. Слушая их, я снова пришла в негодование: эта холерная журналистская мафия — на редкость информированная шайка, к тому же имеет наглость скрывать столь важные сведения именно от меня! Что я и высказала Островскому без обиняков. Тот вроде малость смутился. — Пани Иоанна, да ведь наша планида такая. Репортер обязан знать раз в десять больше того, о чем он говорит или пишет. На том стоим. — И дурачком прикидываемся! — не унималась я. — Да мне все равно, откуда ваши сведения, но вот правда ли это? — Верняк, я сам говорил со сценаристами. Некоторые даже не отказывались взяться за работу, но уж слишком дурной репутацией пользовались прежние шедевры Држончека. Тогда он сам принялся кропать сценарий, у него даже был обнаружен конспект, точнее, два варианта, потому что он не решил, на каком произведении Эвы остановиться. На последней ее книге или лучше взяться за предпоследнюю. — И кто-то его пришил, вот счастье-то! — Зато Ступеньский и Заморский столько пакостей ей учинили, что мотив напрашивается сам собой. Но в масштабе всех этих преступлений подбор жертв кажется лишенным всякого смысла, ведь если бы Эва Марш как-то приложила к этому руку или хотя бы палец, то зачем ей понадобилось убивать Вайхенманна? — Получается, трое из нее кровь сосали, а четвертый с боку припека? — Точно, но начала она как раз с четвертого. Где логика? — А не приходилось вам, вездесущему репортеру, слышать, что Вайхенманн тоже имел на нее виды? Не дав Адаму ответить, вмешалась Магда: — Ну как же, было такое. И, насколько я понимаю, именно из-за этого ты и разыскиваешь Петра Петера? Это он от Яворчика слышал о том, что Эву якобы поддерживают телевизионные воротилы, снимая фильмы по ее книгам. А Вайхенманн безусловно относится к таковым воротилам. И ты же сама догадалась, что все это выдумал Ступеньский. — И был пришит только за выдумку? — Возможно, переполнилась чаша терпения, — заметил Островский. — Кто-то решил, что слишком много накопилось мерзостей, надо положить им конец. Ведь даже и вы, уважаемая пани Иоанна… Он прав, чаша моего терпения точно переполнилась. Эх, будь я моложе, будь у меня больше сил и не столь закаленный в жизненных невзгодах характер… Кто знает… — Вот я и говорю — просто удача, что Эвы Марш здесь не было! |