Книга Клятва Рыцаря, страница 17 – Эмма Орчи

Сэр Перси молча разглядывал свои ногти.

– Мне необходимо остаться здесь, – решительно продолжал Арман. – Я еще несколько недель не вернусь в Англию. За стенами Парижа у вас есть три помощника, кроме меня, но внутри Парижа я вполне в вашем распоряжении.

Снова на его слова не последовало никакого ответа; Блейкни даже не взглянул на Армана.

– В воскресенье вам будет нужен какой-нибудь помощник, – продолжал он, все более волнуясь. – Я весь к вашим услугам… здесь или вообще где-нибудь в Париже… но я не могу покинуть город теперь – ни под каким видом.

Видимо, удовлетворенный состоянием своих ногтей, Блейкни встал и, слегка зевнув, направился к двери в соседнюю комнату.

– Спокойной ночи, дружок! – сказал он. – Нам обоим пора в постель. Я чертовски устал.

– Перси! – горячо воскликнул молодой человек. – Неужели вы расстанетесь со мною, не сказав ни слова?

– Я сказал много слов, дорогой мой, – возразил Блейкни, уже отворяя дверь в спальню.

– Перси, вы не можете так уйти! Что сделал я такого, что вы обращаетесь со мною, как с ребенком?

Рыцарь Алого Первоцвета подошел к Арману и, взглянув ему прямо в лицо, спокойным, почти дружелюбным тоном произнес:

– Неужели вы предпочли бы услышать от меня, что брат моей Маргариты – лжец и обманщик?

– Блейкни! – воскликнул Арман, с угрожающим видом делая шаг к нему. – Если бы кто-нибудь другой посмел сказать мне…

– Дай Бог, Арман, чтобы никто, кроме меня, не имел права сказать вам это.

– И вы не имеете права!

– Имею полное право, друг мой. Разве вы не клялись мне? И разве в настоящую минуту вы не собираетесь нарушить эту клятву?

– Я не нарушу свою клятву. Я сделаю все, что вы велите… дайте мне самое опасное поручение. Я все исполню.

– Я уже дал вам очень трудное и опасное поручение.

– Покинуть Париж и заняться наймом лошадей, пока вы и другие будете исполнять главную задачу? Это и нетрудно, и неопасно.

– Для вас, Арман, это очень трудно, потому что ваша голова недостаточно свежа, чтобы предвидеть все серьезные случайности и приготовиться к ним; кроме того, данное вам поручение и опасно, так как вы влюблены, а влюбленный человек способен слепо попасться во всякую ловушку, да и друзей увлечь с собою туда же.

– Кто сказал вам, что я влюблен?

– Вы сами с самого начала показали это, – с прежним спокойствием, даже не повышая голоса, проговорил Блейкни. – В противном случае мне оставалось бы только познакомить вас с арапником, как низкого клятвопреступника. И я, без сомнения, вышел бы даже из себя, хотя это было бы совершенно бесполезно и неблаговоспитанно, – добродушно добавил он.

Сен-Жюст был готово грубо выругаться, но, к счастью, в этот момент его горевшие гневом глаза встретились с ласковыми глазами Блейкни, и благородное достоинство, которым было проникнуто все существо скромного героя, заставило молодого человека смолчать.

– Я не могу завтра покинуть Париж, – повторил он уже гораздо спокойнее.

– Потому что вы сговорились увидеться с ней?

– Потому что сегодня она спасла мне жизнь и теперь сама в опасности.

– Она не может быть в опасности, если спасла жизнь моему другу, – просто сказал Блейкни.

– Перси!

Эти простые слова нашли отголосок в душе Сен-Жюста – он почувствовал себя обезоруженным. Его сопротивление сломилось перед этой непреклонной волей, и его охватили чувство стыда и сознание собственного бессилия. Он упал на стул и опустил голову на руки.

– Видите, какая трудная задача, Арман! – мягко сказал Блейкни, ласково положив руку ему на плечо.

– Перси, она спасла мне жизнь, а я не поблагодарил ее.

– Для благодарностей будет еще много времени, Арман, а теперь грубые животные ведут королевского сына к смерти.

– Я ведь ничем не помешал бы вам, если бы остался здесь.

– Одному Богу известно, как сильно вы уже навредили нам.

– Каким образом?

– Вы говорите, что она спасла вам жизнь… значит, вам грозила опасность, и Эрон, и его приспешники напали на ваш след; этот след привел их ко мне. А я поклялся вырвать дофина из рук злодеев. В нашем деле, Арман, влюбленный человек представляет смертельную опасность. Поэтому на рассвете вы непременно должны вместе с Гастингсом покинуть Париж.

– А если я откажусь?

– Милый друг, – серьезно сказал Блейкни, – в великолепном словаре, составленном Лигой Алого Первоцвета, не существует слова «отказ».

– Но если я все-таки откажусь?

– В таком случае вы предложите любимой женщине запятнанное имя.

– Вы все-таки настаиваете на моем повиновении вашей воле?

– Я помню вашу клятву.

– Но это бесчеловечно!

– Милый Арман, требования чести часто бывают жестоки; это – могучий властелин, и все мы, называющие себя мужчинами, – его послушные рабы.

– Это вы тиран! Если бы вы захотели, то могли бы исполнить мою просьбу.

– А вы ради удовлетворения эгоистичного требования юношеской страсти хотели бы, чтобы я рисковал жизнью людей, имеющих ко мне безграничное доверие?

– Бог знает, чем вы это заслужили; по-моему, вы – просто бесчувственный эгоист.

– В том-то и заключается трудность данного вам поручения, Арман, что вам приходится повиноваться вождю, к которому у вас нет больше доверия, – проговорил сэр Перси в ответ на оскорбительные слова Сен-Жюста.

Это Арман уже не мог вынести. Горячо восставая против строгой дисциплины, противоречившей его сердечным стремлениям, он в душе все же оставался верен Блейкни, которого глубоко уважал.

– Простите меня, Перси, – смиренно сказал он, – я, кажется, сам не сознавал, что говорил. Я не нарушу свою клятву, хотя ваши требования и кажутся мне теперь жестокими и эгоистичными. Я исполню все, что вы сказали. Вам нечего бояться.

– Я и не боялся этого, милый друг.

– Конечно, вы не можете понять… Для вас, для вашей чести задача, которую вы себе поставили, является вашим единственным кумиром. Настоящая любовь для вас не существует. Теперь я это вижу. Вы не знаете, что значит любить!

Блейкни ничего ему не ответил. При последних словах Сен-Жюста его губы плотно сжались, а глаза прищурились, словно он старался увидеть что-то такое, что было вне поля его зрения. Может, этот смелый человек, не задумываясь рисковавший жизнью и свободой, теперь видел вокруг себя не окружавшие его стены, а тенистый парк в Ричмонде, зеленые лужайки и поросшую мхом каменную скамейку, на которой сидела красивая женщина, устремив печальный взор на далекий горизонт. Она была одна, из ее чудных глаз по временам катились тяжелые слезы.