Книга Шкатулка с бабочкой, страница 32 – Санта Монтефиоре

— Я ваш дядя Тоби, — представился брат Элен, наклоняясь и пожимая руку Хэлу, ладошка которого утонула в его длинных пальцах. Хэл вцепился в ноги матери и подозрительно смотрел на незнакомого мужчину. Федерика протянула руку и вежливо, но без улыбки произнесла «привет». — Ты еще красивее, чем описывала тебя мама, — сказал он, беря Федерику за руку и нежно сжимая ее. Затем, заметив шкатулку, он добавил: — А что это ты несешь?

Федерика еще сильнее прижала ее к себе.

— Мне дал ее папа. Это волшебная шкатулка с бабочкой, — тихо ответила она.

— Бьюсь об заклад, что все это очень кстати. В Польперро тебе обязательно понадобится волшебная шкатулка. — Он тихо рассмеялся.

— Почему?

— Потому что здесь есть волшебные пещеры, таинственные бухты и берега, где бродят привидения, — ответил он и заметил, как в ее усталых глазах мгновенно загорелся огонек интереса.

— Правда? — воскликнула она, и на ее лице появилась легкая улыбка.

— Конечно. Я очень доволен, что ты привезла свою шкатулку, — сказал он. — Ты, должно быть, совершенно измотана, Элен. Немедленно пошли в машину. Дети смогут еще поспать на заднем сиденье.

Тоби толкал перед собой тележку с их чемоданами, а Элен шла сзади него с детьми, держа их за руки. Когда они дошли до автомобиля, Тоби погрузил вещи в багажник, а затем разместил детей на заднем сиденье, на которое предусмотрительно положил подушки и покрывала. Им предстояло долгое семичасовое путешествие в Польперро.

— Я просто не могу поверить, как ты ухитрился так здорово все подготовить для детей, — сказала Элен с благодарностью. — Они там спят как короли.

— У вас был тяжелый перелет. Бедняжки, они выглядят потрясенными и совершенно разбитыми, — сказал Тоби, захлопывая за ними дверцу автомобиля. Федерика закрыла глаза и положила на подушку разболевшуюся голову. У нее уже не было времени на раздумья над своим теперешним положением, поскольку сон мгновенно одолел ее, как наркотик, отключив все чувства.

— Ох, Тоби, я просто не могу тебе передать, что мне пришлось пережить. Я ушла от Рамона и разбила сердца моих детей, и все потому, что больше не в состоянии была все это выдерживать, — проговорила Элен, и в ее усталых глазах заблестели слезы.

— Не казни себя, Элен, это жизнь. Они справятся, не беспокойся. До них это случалось с очень многими, и все они смогли это пережить, — подбодрил он ее, похлопав по плечу. — А теперь садись в машину, а то простудишься. Я не могу себе представить, что ты не подумала о том, чтобы привезти пальто, — сказал он, глядя, как она дрожит в своем свитере и слаксах ^[4].

Она уныло покачала головой.

— Конечно нет, ведь сейчас в Чили разгар лета, — сообщила она, внезапно подумав о Рамоне и гадая, чем он сейчас занимается.

— Пока дети спят, ты сможешь рассказать мне обо всем этом, — предложил он, усаживаясь за руль.

Элен смотрела за тем, как серое облако саваном затянуло небо, и тем не менее этот пейзаж не вызвал у нее депрессию, как это часто бывает при плохой погоде, а, наоборот, придал ей ощущение вновь обретенной уверенности. Все вокруг было таким знакомым и комфортным. Пока они ехали по автостраде, она смотрела на оголенные деревья с окоченевшими от холода ветвями и лоснящихся черных грачей, клевавших что-то на зимних полях. Она узнавала Англию такой, какой ее помнила, и это ощущение вызвало у нее радостный подъем.

— Все-таки здорово, что ты вернулась, Элен, — заявил Тоби, глядя в зеркало, чтобы проверить, спят ли дети. — Бедные малютки, они вконец измотаны. Посмотри.

Элен устало повернула голову назад. Хэл и Федерика спали, свернувшись рядышком, как парочка щенков. Она снова вспомнила Рамона и подумала, скучает ли он без них или просто вычеркнул их из памяти и отправился навстречу новым приключениям. Новые страны, новые книги и… никаких обязательств.

Она вздохнула.

— Прошло немало времени с тех пор, как я в последний раз говорила с тобой. Как там Джулиан? — спросила она, глядя на движущуюся перед ней дорогу, уносящую ее печали.

— У Джулиана все в порядке. Он проводит много времени в Лондоне в командировках. У него масса работы, и дела идут вполне успешно. Придется ему содержать меня в старости, — хохотнул он.

— Ты просто счастливчик!

— Не совсем. С отцом все по-прежнему.

— Это меня не удивляет. Он всегда гордился тем, что он мужчина из мужчин, а сейчас, наверно, осуждает себя, — сказала она.

— Это подрывает его мужественность.

— Он когда-нибудь изменится, хотя не стоит ожидать чудес. Но есть и гораздо более важные вещи, о которых следует беспокоиться. В конце концов, ты ведь никого не убил.

— Нет, пока нет. — Он улыбнулся. — Но прошло уже два года с тех пор, как я сообщил ему это известие, но он все еще отказывается общаться с Джулианом. Когда Джулиан только приехал в Польперро, он был счастлив заключить его в объятия в качестве моего друга. Он был им просто очарован. Каким ограниченным должен быть человек, чтобы подвергать кого-то остракизму ^[5] только лишь из-за его сексуальной ориентации, которая, в любом случае, является сугубо частным делом? Особенно с учетом того, что Джулиан ему очень понравился как личность.

— Это вызывает боль, да? — сказала Элен, заметив, что он так сильно сжал руль, что его пальцы побелели.

— Да, и только потому, что мы всегда были так близки. Сейчас все иначе. Впрочем, сама все увидишь.

— Он просто делает вид, что Джулиан не существует?

— Точно так.

— А как себя чувствует сам Джулиан? — спросила она, стараясь выказать интерес, хотя все, о чем она могла думать, была ее собственная боль.

— Он так занят, что не обращает на это внимания. Он слишком увлечен своей фотографией, чтобы беспокоиться о том, нравится ли он моему отцу или нет. Как бы то ни было, ему тридцать девять лет, и у него уже было нечто подобное в прошлом, так что он не особо расстроен.

— Отец, наверное, думает, что тебя сбил с пути истинного старый извращенец. — Элен наблюдала, как рот Тоби исказила кривая улыбка.

— Не очень старый, Элен.

— Старше тебя на семь лет. Для отца ты по-прежнему ребенок.

— Ну, этот ребенок знает, чего хочет от жизни.

— Тогда все в порядке. К черту папу. Какое его дело, если ты счастлив. Ты должен думать о себе, а не проживать свою жизнь ради других, — сказала она, размышляя над своим собственным положением и о двух детях с разбитыми сердцами, которые спали сном праведников на заднем сиденье.