Книга One for My Baby, или За мою любимую, страница 97 – Тони Парсонс

Мои ноги касаются земли только в тот момент, когда громила бросает меня на мощенную камнем улицу, находящуюся за пределами красивого особняка.

Я самостоятельно добираюсь до гостиницы, ловлю такси до пустынного аэропорта, где ожидаю первый рейс домой. Я понимаю, что больше никогда не увижу Джоша и у него обо мне навсегда останется неправильное впечатление.

Меня вывело из себя даже не то, что он спал с Роуз.

А то, что при этом он ее не любил.

Джеки выглядит как-то по-другому.

Она изменилась даже больше, чем Цзэн или Йуми. Это связано с тем, что она наконец стала другим человеком, о чем всегда мечтала.

Джеки больше не пользуется косметикой. Это что-то новенькое. У нее отросли волосы, и она стягивает их в конский хвост. Крашеные «перышки» тоже постепенно сливаются с основным цветом. Она одета в джинсы и коротенькую футболку. Джеки выглядит моложе, беззаботнее и уже не старается произвести впечатление на весь окружающий мир. И все же она остается прежней. Я сразу узнаю ее.

Я сижу на деревянной скамеечке возле колледжа. Она идет в толпе студентов, которые только что вышли из здания и спускаются по каменной лестнице, смеясь, беседуя друг с другом, размахивая библиотечными учебниками. Затем Джеки и еще какой-то худой длинноволосый парень отделяются от всех остальных и отходят в сторонку.

Мое сердце уходит в пятки. Он нежно обнимает ее за плечи, причем делает это так уверенно, как будто привык к подобным жестам. В этот момент Джеки замечает меня.

Она подходит ко мне, а парень продолжает обнимать ее за плечи, но теперь он как-то неуверенно посматривает то на нее, то на меня. Может быть, ему тоже становится немного не по себе.

— Как дела? — интересуюсь я.

— Все хорошо, — сообщает Джеки. Некоторое время мы молча смотрим друг на друга, не зная, что говорить дальше. Затем она поворачивается к парню и обращается к нему на французском: — J’arriverai plus tard ^[4].

— D’accord, j’y serai ^[5],— отвечает он, хотя уходить ему явно не хочется.

Джеки улыбается, и парень отступает. Он уверен, что, какими бы ни были мои отношения с Джеки, у него с ней ничего не изменится.

— Новый бойфренд? — спрашиваю я, стараясь, чтобы мой голос звучал не слишком напряженно.

— Просто приятель.

— Француз?

— От тебя ничего не скроешь. Мы вместе учимся. Разве я не говорила, что сменила курс лекций?

— Нет, ты мне ничего не сообщала.

— А ведь я собиралась тебе позвонить. Прости, Элфи. В последнее время я так занята!

— Понимаю.

— Я больше не занимаюсь английским языком и литературой. Я переключилась на культуру европейских стран. Мне так больше нравится. Надеюсь, ты меня понимаешь? Другие страны, почти другой век…

— Как поживает Изюмка?

— Хорошо. И в школу ходит теперь с большим удовольствием.

— Все так же помешана на Скале?

— Мне кажется, она из всего этого понемногу вырастает. В ее возрасте перемены происходят очень быстро. Наверное, скоро Скала исчезнет из ее жизни так же, как в свое время испарились Кен и Барби. Ну а у тебя что новенького?

— Все отлично, просто отлично. В школе Черчилля все по-прежнему. У меня новые ученики. Очень милые. И кстати, я пока не переспал ни с одной из учениц.

— А собираешься?

Я отрицательно мотаю головой:

— Это ушло в прошлое, примерно так же, как Кен и Барби. Я понял, что это заводит в тупик и все романы заканчиваются в одном и том же месте.

— В каком же?

— В аэропорту Хитроу. Но в остальном все хорошо.

— Я рада.

— Ну, может быть, не совсем хорошо. Если честно, то мне очень одиноко.

— Одиноко?

— Да, я скучаю без тебя. И без Изюмки тоже. Мне не хватает тех прошлых дней. Ну, когда мы почти постоянно были вместе, помнишь?

— Ну, Элфи…

— Вот почему я приехал сюда. Я не хочу, чтобы что-то менялось. Я знаю, что перемены должны происходить, но не хочу терять ничего хорошего в своей жизни. Я не хочу, чтобы мы сами потерялись.

— Но жизнь нельзя остановить.

— Я это прекрасно понимаю. Правда понимаю. Но разве нам не следует держаться хорошего? Ну, пока это возможно, во всяком случае.

— А не поздно ли нам об этом думать — мне и тебе? Ты же не станешь заставлять меня бросать то, к чему я стремилась так долго? Тогда я не была бы счастливой. И ты сам, кстати, тоже.

— А я и не собираюсь просить тебя бросать что-либо. Просто хочу получить от жизни еще один шанс и использовать его. Последний шанс, Джеки. И я хочу иметь свою семью. Хорошо, пусть даже это не будет семья в традиционном смысле слова. Пусть это будет семья нового типа. Но мне хочется иметь собственную семью. Мне кажется, было бы грустно сознавать, что каждый человек заканчивает свою жизнь в полном одиночестве. Очень грустно.

— А как же Роуз? Почему ты вдруг забыл о ней?

— Я никогда ее не забуду. И никогда не перестану любить. Я знаю, как можно отдавать должное прошлому и помнить его. Я даже знаю, как его любить. Но жить в нем невозможно.

— Значит, ты пришел сюда, чтобы требовать свое будущее?

— Вот именно.

— Ничего не получится.

— Нет?

— Нет. Может, ты уже готов стать серьезным, но я еще нет. Если тебе кто-то действительно не безразличен, ты позволишь этому человеку идти за своей мечтой. А потом, возможно, этот человек вернется в твою жизнь. Если все у тебя будет по-настоящему, и если для тебя это действительно так серьезно.

— Значит, ты считаешь, что когда-нибудь вернешься ко мне?

— Но мы ведь никогда и не были вместе.

— А как ты думаешь, после того как ты закончишь учебу и перезнакомишься со многими интересными людьми, в том числе с горячими французскими парнями, ты будешь по мне скучать? Ну хоть немножко?

— Я уже скучаю по тебе.

— Тогда в чем проблема?

— Не знаю. Ты выбрал неудачное время.

— Только и всего? Неудачное время?

— Мне пора идти, Элфи.

И она уходит. Я наблюдаю за тем, как Джеки исчезает в толпе студентов, смешивается с сотнями сияющих лиц, смотрящих в будущее, как будто оно принадлежит только им одним, и никому более.

Она даже не оглядывается. Но я от этого не чувствую себя хуже. Даже странно. Похоже, меня это совершенно не трогает. Я чувствую, что снова стал самим собой. Потому что знаю, что, даже если больше никогда ее не увижу, Джеки сумела вернуть мне то, что я уже считал навсегда потерянным.