Книга Храм, страница 25 – Стивен Спендер

Прислонясь к стене или переговариваясь возле оркестра, стояли работяги в матерчатых кепках и несколько моряков. Была в них некая странная торжественность, они как бы пребывали в иных времени и пространстве.

Иоахим с друзьями протиснулись внутрь и уселись. За соседним столиком сидел старик с длинной седой бородой, который с неуемным вожделением глазел на танцующих вдвоем юношу и девушку. Сильными, нервными пальцами — быть может, пальцами скульптора, гения, — он водил по ободку своего бокала.

Один молодой человек танцевал сам по себе — и, по-видимому, исключительно для себя. На нем был черный костюм, как у банковского служащего. Был он бледен и носил пенсне. Судя по манере держаться, он страдал частичным параличом. То скрываясь, то возникая в толпе танцующих пар, он вращал над головой руками, похожими на покалеченные крылья или картонные пропеллеры. Народ смотрел на него и смеялся, а он, пошатываясь и спотыкаясь, кружил по залу. Возможно, причина, по которой Пол сумел примириться с нелепым поведением банковского служащего и даже проникнуться к нему симпатией, была в том, что, несмотря на свой недуг — каким бы тот ни был, — он выкладывался, демонстрируя недюжинные способности. Банковский служащий обрел в этом притоне свой собственный рай. Саймон Уилмот это бы одобрил.

В заведении горел яркий свет. Склонному все сравнивать с картинами, Полу вспомнилось полотно Ван Гога, на котором мужчины в Арле играют на бильярде в ярко освещенном зале.

— Глядя на все это, хочется заняться живописью, — сказал он Иоахиму.

— Что же ты хочешь изобразить? — сухо спросил Иоахим.

— Этот зал. Этих людей. — Тут ему вспомнилась картина Пикассо, относящаяся к «голубому периоду» — «За абсентом».

Эрнст, который вставил в левый глаз монокль, сказал:

— Я хорошо понимаю, что Пол имеет в виду. Это заведение действительно стимулирует стремление к творчеству, не правда ли? Все эти разнообразные персонажи, похоже, образуют некую картину, узор, единую композицию, как лепестки подсолнуха. Человек, танцующий в одиночестве, напоминает мне эпизод из «Мальте Лауридса Бригге» Рильке. Мне, как и тебе, Пол, представляется, что эти пары танцуют перед глазами, словно некие видения, галлюцинации. И доставляют тем самым ни с чем не сравнимое эстетическое наслаждение. Мы с тобой, Пол, неотделимы от рода людского.

Иоахим встал, огляделся и принялся отвешивать во все стороны поклоны. Вытянув руку, точно владелец балагана, он сказал:

— Видите, все они приходят сюда: государственные мужи, священники, банкиры, коммерсанты, школьные учителя, солдаты, поэты — все они в конце концов оказываются в «Трех звездах».

Эрнст взял свою шляпу и прикрыл ею лицо.

— Зачем ты это делаешь, Эрнст? — спросил Вилли, разразившись безудержным смехом. — У тебя же нелепый вид, Эрнст!

Чинным, обиженным голосом Эрнст ответил:

— Здесь мне приходится вести себя осмотрительно. Я, видите ли, человек известный. Вон сидит один банкир, коллега моего отца, и мне совсем не хочется, чтобы он меня здесь увидел. Кстати, Пол, я еще не договорил то, что пытался сказать тебе недавно на Фрайхайт. Нас перебили здесь наши друзья. Разумеется, то, что ты в скором времени должен покинуть дом моих родителей, для меня весьма огорчительно, вот почему в данный момент мне особенно нелегко разделять ничем не омраченное — или следует сказать «безудержное»? — Иоахимово вечернее веселье. Иоахим наделен чудесной способностью жить ради мгновения и отбрасывать все серьезные заботы. Я ему завидую. Жаль, что я не обладаю такой способностью, но ничего не поделаешь. Я чувствую, что у меня есть обязанности, навязанные мне родителями. Дабы у меня оставались какие-то надежды на будущее, я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещал… Поедешь со мной в скором времени на Балтику?

Во время этой речи Иоахим с Вилли вышли из-за стола. Они уже танцевали вдвоем.

Пол пьяным голосом произнес:

— Конечно, Эрнст. Я поеду с тобой на Балтику. Я хочу увидеть Балтику с тех самых пор, как командир цеппелина Феди рассказал мне о своем падении в это море.

— Обещаешь?

— Нет-нет, обещаний я никогда не даю.

— Если пообещаешь, я буду чрезвычайно счастлив.

— Тогда, конечно же, обещаю, конечно же, я хочу, чтобы ты был счастлив, Эрнст.

— Это очень много для меня значит, — сказал Эрнст. — Я уже счастлив. По глазам разве не видно?

Вернулись за столик Вилли с Иоахимом. Рядом с Иоахимом появился краснолицый лысый человек в приличном темном костюме.

— Разрешите мне познакомить вас, — сказал Иоахим, — с другом Вилли.

Вилли, который уже залился густым румянцем, оглушительно расхохотался.

— Ах, Иоахим, это же неправда! Как тебе не стыдно так говорить! Никакой он мне не друг!

— Значит, он тебе не друг, Вилли? Почему же ты тогда танцуешь с человеком, с которым даже не дружишь? Как такое может быть, Вилли? Я этого не одобряю.

Наклонившись к Полу и едва не коснувшись губами его уха, Эрнст, точно актер в сторону, прошептал:

— Как это забавно и тонко! Иоахим бывает такой смешной, когда делает нечто подобное!

Все трое ободряюще заговорили с незнакомцем по-немецки. Тот протянул руку и погладил Вилли по голове.

— Ох! Не надо! — запротестовал Вилли.

Иоахим что-то негромко, торопливо и серьезно доказывал незнакомцу. Внезапно на лице человека отразился ужас.

— Замечательно! — воскликнул Эрнст, схватив Пола за руку и крепко ее сжав. — Сейчас Иоахим выдает себя за полицейского в штатском и утверждает, что пришел сюда для того, чтобы добыть кое-какие конфиденциальные сведения о посетителях. Он уже назвал цену за свое молчание. Бедняга в ужасе.

Тут Эрнст вступил в разговор с остальными тремя. Незнакомцу объяснили, что это был розыгрыш. Пол не мог не заметить, что Эрнст производит впечатление человека остроумного и доброжелательного. Его саркастические замечания рассмешили всех до слез. Иоахим, Вилли и незнакомец покатывались со смеху. Эрнст сиял. Быть может, подумал Пол, в немецкой речи раскрывается некая забавная черта Эрнстова характера, никак не проявляющаяся, когда он говорит по-английски.

Возбуждение, царившее за их столиком, не осталось без внимания. С противоположного конца зала подошли трое парней, встали возле их столика и принялись озадаченно вслушиваться в разговор. На лицах у них застыло такое напряженно-внимательное выражение, словно они находились в школе. На уроке английского. Один из парней спросил:

— Zigaretten?

Эрнст протянул ему сигарету. Двоих других угостил сигаретами Иоахим. Он сказал:

— Setzt euch!

Ребята сели.

Парню, который попросил сигарету, Иоахим предложил стул между собою и Эрнстом. Вилли принес стулья для двоих других ребят. Один сел рядом с Полом. Пол сказал первому парню: