
Онлайн книга «Храм»
— Was ich gegessen habe, habe ich gegessen [48]. Он умел одновременно быть и комиком, и трагиком. После этой ужасной трапезы они направились в Lokal «Три звезды», где Пол договорился встретиться с Иоахимом и Эрнстом, которых они там и застали. Иоахим сердечно пожал Уильяму руку: — Очень рад познакомиться. Пол мне так много о вас рассказывал. Взяв протянутую руку Отто, Иоахим уставился на него с нескрываемым изумлением, заинтригованный подчеркнутым великолепием костюма и туфель. Уильям оцепенел. Эрнст, придерживаясь ненавязчивого стиля поведения, который он усвоил в Кембридже, рук пожимать не стал, а лишь сдержанно улыбнулся Уильяму и Отто. В честь Уильяма он надел блейзер Даунинг-Колледжа. Уильям окинул недовольным взглядом напоминающий часовню переполненный зал с сидящими за многочисленными столиками добропорядочными буржуями обоего пола, с оркестром у одной стены и длинной стойкой с высокими табуретами у другой. Воцарилось молчание, и Уильям, избегая взглядов соседей по столику, неотрывно уставился через весь зал на противоположную голую стену. Потом Эрнст сказал Уильяму: — Я слышал, вы учились в Кембридже. Интересно, совпадают ли периоды нашего пребывания в университете? — Когда вы пребывали в Кембридже, герр доктор Штокман? — спросил Уильям с учтивостью, подобной тончайшей струйке воды поверх ледника. — Ну, к сожалению, я проучился там только один год, в двадцать седьмом, после того как закончил учебу в Гейдельберге. — Ах, в двадцать седьмом. Тогда меня как раз исключили из Кембриджа. Боюсь, наши с вами пути едва ли могли пересечься. — Вас исключили? Наверняка это произошло в результате какого-то недоразумения? — Вовсе нет, это было совершенно логичным следствием вполне сознательной провокации с моей стороны. — Значит, это наверняка была какая-то студенческая шалость, какой-то розыгрыш? Надо мной, например, как я обнаружил, порой шутили не совсем безобидно. Так что могу вам посочувствовать. — Ну что ж, наверно, можно назвать это шуткой. Эрнст пребывал в таком замешательстве, что его английская речь сделалась невнятной, и в следующей фразе он перешел на привычный немецкий: — Wenn ich fragen darf… [49] Что же произошло, осмелюсь спросить? — На первом экзамене на степень бакалавра с отличием я ответил на вопросник по истории шуточными стихами. Эрнст, в котором проснулся коллекционер, выпрямился, и глаза его заблестели. — Это же весьма, весьма интересно! Что же произошло с подлинником рукописи? Доступ к нему имеется? — Я слышал, что он лежит в университетской библиотеке под грифом «Запрещено! Только для профессоров и научных сотрудников» — вместе с прядью моих волос. Воцарилась тишина. Потом, с еще большей учтивостью, Уильям спросил: — А вам самому, герр доктор Штокман… как вам понравился университет, wenen ich fragen darf… если я могу взять на себя смелость спросить? — В Даунинг-Келледже я провел самый счастливый год в моей жизни. — Ну что ж, с чем я вас и поздравляю. Возможно, пробудь вы там больше года, вы бы испытывали совсем другие чувства. В моей жизни это время было безусловно самое что ни на есть скверное. Эрнст сидел очень прямо — очень надутый и очень бледный. Иоахим, до той поры с удовольствием наблюдавший за этим обменом любезностями, сказал: — Ну да, я и сам терпеть не мог тех заведений, куда меня посылали учиться. И особенно университет. Я НЕНАВИДЕЛ всех этих студентов, которые дерутся на дуэлях и зарабатывают себе на физиономии шрамы, лишь бы доказать самим себе, что они мужчины. Уильям тотчас же простил Иоахиму то скептическое любопытство, с которым он разглядывал костюм Отто. — А как вам живется после университета? — Конечно, торговать кофе мне не очень нравится. Но почти все остальное доставляет мне удовольствие, особенно то, чем мы занимаемся в Гамбурге летом. И еще я люблю Санкт-Паули, и «Три звезды», где мы сейчас сидим. Как вам это заведение по сравнению с теми барами, куда вы ходите в Берлине? — Здесь чувствуется гораздо больший размах, чем в тех берлинских барах, куда я хожу. Те заведения, в общем-то, довольно маленькие и заурядные. А это скорее похоже на пивной зал, в который стекается куча народу со всего города. Не хотелось бы, конечно, торопить события, но где мальчики? — Мальчики? — рассмеялся Иоахим, вытаращив глаза. — Да, по-моему, везде, стоит только взглянуть. В конце зала, например, возле стойки. — Кажется, с одним из них ты знаком, — сказал Эрнст Полу, когда в дальнем конце зала появился молодой человек в новом темно-синем вязаном жакете. — Разве это не Лотар? Лотар подошел к группе моряков и других молодых людей у стойки. Казалось, Пола он не заметил. — Я в ярости, — сказал Пол. — Почему же ты в ярости, Пол? — спросил, поддразнивая его, Иоахим. — Раньше я никогда не видел тебя сердитым. Это на тебя не похоже. — Неужели это Лотар там стоит? Я же вчера отвел его на вокзал, купил ему билет до Штутгарта и посадил на поезд. — А поезд точно отошел от перрона, Пол? Ты в этом абсолютно уверен? — все так же поддразнивая его, спросил Иоахим. — Да, я сам видел. И он был в поезде. — Но ведь немного дальше есть еще одна станция для пассажиров из Гамбурга. Наверно, там он и вышел, — сказал Эрнст, у которого были свои причины злиться на Лотара. — Неделю назад я тоже дал Лотару деньги на билет в Штутгарт. — Почему всегда Штутгарт? — спросил Иоахим. — Неужели он не знает, как называются другие немецкие города? Наверно, надо подарить ему карту Германии. — Скажи, который из них Лотар? — спросил Пола Уильям, стараясь избегать взгляда Отто. Пол показал. — Штутгарт — не Штутгарт, билет — не билет, но он сияет, как самая яркая звезда во всей галактике. Перед ним все светила меркнут, — заявил Уильям. Пола немного приободрило то, что Лотар заслужил одобрение Уильяма. Эрнст чопорно произнес: — Должен признать, я немного разочарован в Лотаре. Три года назад, когда мы познакомились (а с тех пор я виделся с ним только дважды), я счел его очень славным. Я и не подозревал, что он может оказаться непорядочным, хотя бы и в мелочах. Тем временем Уильям переводил разговор на немецкий для Отто. Отто, которого до той поры явно клонило в сон, резко проснулся. — Unerhört! [50] — воскликнул он так громко, что Лотар наверняка услышал. — Наглость! Каков мошенник! Какая свинья! Да еще по отношению к Полу, такому славному, классному парню! |