Книга Прелюдия любви, страница 11 – Элизабет Ренье

— Думаю, ты знаешь, что я никогда этого не сделаю, — горячо запротестовала Сара.

Жених пожал плечами:

— Ты упомянула Сассекс и морской воздух. Но разве не в этих местах, близ побережья, проживают родственники леди Торренс?

— Именно туда я и еду. В Клэверинг.

— В самом деле? — Энтони сделал вид, что рассматривает ногти на пальцах. — Нет сомнения, что мистер Данси получит громадное удовольствие, демонстрируя деревенским просторам твою красоту.

— Мистера Данси там не будет.

Энтони дернул головой, и Сара заметила на его лице удивление.

— Вот как? Я поступил с тобой несправедливо, моя маленькая Сара, и предположил, что ты намерена отплатить мне той же монетой.

Она едва могла поверить свои ушам. Может ли быть, чтобы он понял так мало? Но прежде чем она успела привести в порядок разбегающиеся мысли, Энтони продолжил самым добродушным тоном:

— Если бы таково было твое намерение, я не стал бы меньше восхищаться тобой. Я люблю, когда в женщине есть характер.

— И ты бы одобрил, если бы я сознательно стала искать другого мужчину, будучи обручена с тобой? — упавшим голосом спросила Сара. — И ты бы даже не стал… ревновать?

— Думаю, что нет. В конце концов, моя маленькая Сара, ты бы очень скоро вернулась ко мне, разве не так? Так же как и я всегда буду возвращаться к тебе.

И пока он шел к ней с раскрытыми для объятия руками, ей казалось, что он вот-вот накинет на нее веревку и затянет узел — невидимая веревка, которую ей никогда не разорвать, даже если она этого захочет. Да и зачем желать разорвать ее? Когда его пальцы с нежностью погрузились в ее волосы, а губы ласково прикоснулись к закрытым векам, сомнения Сары ушли прочь, утратив всякую важность.

Она пробормотала ему в грудь:

— Энтони, если ты не хочешь, чтобы я уезжала, я не поеду.

Она почувствовала, как его руки застыли, и услышала, как он задержал дыхание. Самым нежным, самым убедительным тоном Энтони произнес:

— Отправляйся с этим визитом, любовь моя. Восстанови силы. Наша свадьба вскоре потребует множества утомительных приготовлений. Каждый миг твоего отсутствия будет для меня потерянным и пустым. Но я буду чувствовать, как твоя любовь направляет меня и дает мне утешение.

Он любит ее, говорила себе Сара. Несмотря ни на что, она — единственная, кто его действительно волнует. Все будет хорошо, нужно только немного времени. И только после того, как Энтони откланялся, Сара вдруг поняла, что Энтони не сделал ни малейшей попытки предложить себя в качестве сопровождающего в ее путешествии в Сассекс.

Стоило экипажу покинуть пригород Лондона, как Берта восторженно прилипла к окну.

— Так хорошо отправиться в деревню, сударыня. Иной раз мне кажется, что я задохнусь в Лондоне.

— Тогда зачем же ты приехала в город?

— Чтобы получить хорошее место. Когда детей так много, да еще ты — старшая, приходиться самой о себе позаботиться, да еще и другим помогать.

— Ты полагаешь, что добилась хорошего положения, став моей горничной?

— Конечно, мисс Сара. Ее светлость платит мне хорошее жалованье, да еще туфли, белье, отрезы материи, которые, вы говорите, я могу взять себе. Да в это всю нашу семью можно одеть! — Девушка хихикнула. — И еще меня хорошо кормят.

— Сколько тебе лет, Берта?

— Летом будет шестнадцать.

— И ты всем довольна?

Безмятежные карие глаза Берты широко открылись.

— Но чем мне быть недовольной, сударыня? А теперь, когда мы едем в деревню — хоть на время, — я так счастлива.

— А мне кажется, что это будет чрезвычайно утомительно.

— Ну, насчет этого ее светлость дала мне твердые указания. Я должна присматривать, чтобы вы вовремя отдыхали и ни в чем себя не утруждали.

Сара расхохоталась:

— Ты на два года моложе меня и будешь ходить за мной, словно нянька?

И тут же заметила, что обидела девушку. Берта отвернулась и уставилась в окно. Потом мрачно сказала:

— Ну да, мы с вами росли по-разному, сударыня. Готова спорить, что знаю о жизни куда больше вашего, если вы простите меня за такие слова.

Сара положила ладонь на округлую руку горничной.

— Прости меня. Конечно, ты права. Меня всегда баловали, оберегали. Я начинаю понимать, насколько неопытна во многих отношениях. Я ничего не знаю о политике, в частности о рабовладении.

— Я думаю, что вокруг этих нигеров устроили слишком много шума. А многие из них живут куда лучше, чем наши деревенские. Вы бы только посмотрели на этого маленького черного баловня у леди Бретертон!

— Но кажется, рабов порой бьют, с ними плохо обращаются.

— Так же как и многих белых, кто попроще, сударыня. Рабов, во всяком случае, кормят и одевают, и у них есть крыша над головой, чего не скажешь о бедняках, которых гоняют из прихода в приход.

Сара ухватилась за слова Берты, чтобы заглушить сомнения, которые то и дело возникали с того самого вечера, когда был устроен бал в ее честь. Ей достаточно проблем с Энтони, чтобы еще забивать себе голову подобными вещами. В любом случае, для этого существуют парламент, судьи, священники. Женщины, пытающиеся вмешиваться в мужские дела, не пользуются особой популярностью.

— Дом, куда мы едем, очень большой? — спросила Берта.

— Я мало знаю о нем, кроме того, что из его окон видно море. Моя мачеха не была там счастлива. Она находила, что там слишком одиноко, в особенности зимой, когда дороги развозит.

Горничная в восторге захлопала в ладоши.

— Море? Я всегда мечтала его увидеть. О, это будет просто чудесно!

Сара не разделяла ее энтузиазма. Она уже жалела о порыве, который заставил ее спасаться бегством в невыносимой ситуации. Восторги отъезда поутихли, теперь она чувствовала лишь опасения и убежденность в том, что впереди ее ждет скука одинокого дома, где она всецело будет предоставлена самой себе. Чудесно? Скучные полосы коричневой земли; темные пугающие леса, изрезанные колеями грязные дороги, заставляющие рессоры пружинить изо всех сил. И когда они доберутся до конечного пункта, это, скорее всего, окажется старый дом, полный сквозняков и дымящих каминов, и единственным их окружением окажется хворающая старая дева, ничегошеньки не знающая ни о новых модах, ни о последних слухах.

Сара стукнула по сиденью кареты сжатым кулачком. Что за безумие толкнуло ее предпринять это путешествие в Сассекс — просто потому, что Энтони поступил опрометчиво? Нет, это было больше чем опрометчивость, с горечью напомнила она себе. Он лгал и мошенничал, притворно восхищался ее невинностью и наивностью. С его стороны это было жестоко, непростительно. И это не единственный раз — безжалостно напомнил ей внутренний голос — когда она заметила в нем тень бессердечия. Он открыто высмеивал тот ужас, который испытывал негр, бросившийся за помощью к Криспину Данси. Хотя Энтони мог быть так нежен, а Криспин — чрезвычайно груб.