Книга Прелюдия любви, страница 18 – Элизабет Ренье

— Я… Потому что Мэри пригласила меня.

— Она приглашала вас много лет подряд. Почему вы решили приехать теперь, сразу же после своей помолвки?

Сара возмущенно повернулась к нему:

— Я должна отчитываться перед вами в своих действиях?

— Если это касается моей сестры. Послушайте меня, Сара. Каковы бы ни были причины столь внезапного отъезда из Лондона, я прошу вас не разубеждать Мэри, что вы приехали исключительно для того, чтобы повидать ее. Что вы, оставаясь еще относительно свободной, воспользовались подходящей возможностью посетить деревню, к которой лорд Бретертон питает отвращение.

Отвернувшись от хозяина поместья, Сара принялась играть ножом на обеденном столе. Она понимала, что он безошибочно угадал — еще до того, как она сама сформулировала для себя эту мысль, — что Сара постарается излить на Мэри свои беды в поисках совета и сочувствия. Даже в первые полчаса знакомства Сара поняла, что в Мэри она нашла женщину, которая поймет ее, как никто в Лондоне понять не мог. Мэри не страдала от злобы, как леди Бретертон, или от ревности, как ее юные подруги. Сара была убеждена, что в Мэри, несмотря на внешнюю хрупкость, она найдет куда больше силы и мудрости, нежели в Фебе Торренс, которая, похоже, никогда ими не обладала. Саре казалось, что Мэри — тот самый человек, перед которым можно облегчить душу.

Криспин подошел к ней ближе и встал у нее за спиной.

— Вы всегда, всю свою жизнь были избалованной и испорченной. Вас вырастили с убеждением, что весь мир вертится вокруг Сары Торренс. Я прошу вас хотя бы раз в жизни подумать о ком-то еще. Если Эдвард не сможет предложить иного лечения для Мэри, то она умрет раньше, чем через год. — Игнорируя ее протестующий возглас, он безжалостно продолжал: — Я вижу, как она слабеет неделя за неделей, и силы оставляют ее. Она все еще настаивает на том, чтобы исполнять свои обязанности по дому, навещать больных в деревне, она не дает себе ни малейшего послабления. Здесь по соседству живут люди, которые по-настоящему нуждаются в ней и, в свою очередь, глубоко ей преданы. Но я не позволю обременять ее еще и вашими пустыми проблемами.

— Криспин! — Сара резко обернулась и оказалась с ним лицом к лицу — ее щеки пылали. — Как вы осмеливаетесь говорить со мной в подобном?.. — Она запнулась, встретив взгляд, полный презрения.

— Итак, это означает, что я ошибся? Разве вы не сбежали сюда — в первое же местечко, которое пришло вам в голову, чтобы рыдать на плече у Мэри, оплакивая свою первую любовную ссору?

Сара склонила голову:

— А если бы и так, что в этом плохого? Мэри так хотела, чтобы я приехала. Она бы не стала меня винить.

— Она бы не стала. Доброта Мэри не знает границ, как не знает их океан. И именно по этой причине я время от времени стараюсь оградить ее от того, что ей навязывают. Всю свою жизнь она отдала другим: она отдавала деньги, время, саму себя. В то время как вы покупали новые платья, обвешивали себя драгоценностями…

Сара изо всех сил сжала руки.

— Как же вы презираете меня, Криспин! Не представляю, что я могла сделать, чтобы возбудить в вас такую ненависть.

— Вы ошибаетесь, Сара, — сказал Криспин, не обращая никакого внимания на ее гнев. — Я не испытываю ненависти даже к вашему отцу, несмотря на произошедшую между нами ссору.

— Эта ссора, — горько повторила она. — Я больше не намерена блуждать во тьме, Криспин. Я требую, чтобы вы рассказали мне, в чем дело.

— Требуете? Это слишком сильное слово, чтобы его могла употреблять столь благовоспитанная девушка, как вы. Вы и с лордом Бретертоном так разговариваете?

Она злилась все сильнее и, наконец, обнаружила, что улыбается кривой улыбкой, которую по невежеству считала привлекательной.

— Мне нет нужды так поступать. Энтони никогда не отталкивал меня с такой… с такой… — И тут, обожженная воспоминанием, Сара закрыла лицо руками.

К своему изумлению, она почувствовала, как Криспин мягко обнял ее за плечи.

— Сара, мы ушли слишком далеко в сторону. Даете ли вы слово, что не разрушите иллюзии Мэри насчет причин своего визита и позволите ей и дальше верить, что прибыли исключительно для того, чтобы повидаться с ней?

Сара медленно подняла голову и посмотрела на него:

— Учитывая тот факт, что вы обо мне самого низкого мнения, почему вы думаете, что я сдержу слово, даже если дам его вам?

— Насколько я успел понять, две вещи говорят в вашу пользу. Первая — это то, что вы честны, насколько вообще может быть честной женщина. А другая — то, что вы, в отличие от большинства женщин, держите свои обещания.

— А могу ли я спросить, каким образом вы узнали обо мне столько хорошего?

Он пожал плечами:

— Письма тетушки Фебы поведали мне о многом за все эти годы. Ну а что касается остального, я судил, положась на свою проницательность.

— Как счастливы, должно быть, вы, если способны во всем на нее полагаться. Очень хорошо, я даю вам слово. А теперь не будете ли вы так любезны дать мне бумагу и ручку, чтобы я немедленно написала доктору Трехерну. Хотя, — тут Сара не удержалась от замечания, — он первый будет готов признать, что вина всецело лежит на нем.

Открывая ей дверь, Криспин сказал просто:

— В этом я сомневаюсь. Эдвард — самый добрый человек на свете. У меня нет сомнений, что вы каким-то образом его спровоцировали.

Криспин повел Сару в библиотеку, и она про себя отметила, что он намеренно шагает так быстро, что ей приходится едва ли не бежать, чтобы поспевать за ним. Он подвинул стул к большому тяжелому столу, достал перо и чернильницу и направился к выходу. У дверей он обернулся.

— Приказать седлать для вас смирную или резвую лошадь? — спросил он с насмешкой, которая сильно разозлила Сару, как и его презрение.

— Оставляю это на ваше усмотрение, — ледяным тоном ответила она, не оборачиваясь, — поскольку ваши суждения всегда столь безупречны.

Ответом на это был его смех. И когда Криспин заговорил, смех все еще звучал в его голосе:

— Кое-кто полагает, что море оказывает успокоительный эффект, Сара. Думаю, нам следует отправиться к нему сразу же, как только вы закончите письмо.

Услышав, как за ним закрывается дверь, Сара схватилась за перо. Но ее пальцы так дрожали от ярости, что буквы выходили кривыми и неровными, словно у старой женщины. Ей пришлось ждать целых пять минут, чтобы немного успокоиться и наконец написать записку Эдварду Трехерну.

Как только Сара увидела море, она невольно вскрикнула от восторга и удивления. Они ехали верхом по узким тропинкам, по скользкой земле, через поля, через лес, пока между деревьями не показалась высокая насыпь, изгибавшаяся влево и вправо. Копыта лошадей застучали по гальке, поднимая их на гребень, — и там было море. Синее, играющее солнечными бликами, набегающее ласковыми волнами на песок.