
Онлайн книга «Год Быка»
Вот он и надевает на себя маску высокомерия, стараясь находиться на расстоянии, быть недоступным, многозначительным. В этот момент его одолевает мысль: пусть, мол, думают про меня: Ну и ну! Этот о-го-го! Этот да-а! Ан, нет! Это пустое место! Простейшая тварь божья!». В ответ согласные и не согласные гости, перебивая друг друга, дружно загалдели, невольно подтверждая слова Платона и вызывая смех у быстро соображающего Александра. – «Je sais, que je ne sais pas!» – сквозь смех ответил он Платону. – «Фу, дурак!» – встрепенулась его жена. – «А у нас ведь как часто бывает? Если человек говорит непонятно, значит он дурак!» – защитил Платон друга. – «А, кстати, о французском!» – вдруг встрепенулся Егор, как всегда переводя непонятное на анекдоты. – «В восьмилетке ЧП, четырнадцатилетняя девочка забеременела! Учительница пригласила виновницу в кабинет к директору-мужчине на разборку: «Маша, ну я ж тебя прикрепила к Вовочке, чтобы ты его подтянула по-французски!». Директор засмеялся: «Да-а! Вот теперь мне понятно, кто кого подтянул и как?!». Такой поворот вечера был встречен недружным смехом, но толкнувшим автора на новое творение: – «Вовочка, ты ошибся в слове хирург, написав его через «е»! Нет, Мариванна! Я написал правильно, как Вы учили, проверив его проверочным словом!». Но теперь недружный смех гостей больше свидетельствовал о том, что не все нашли нужное проверочное слово. – «А ты про какого Вовочку нам тут рассказываешь!?» – попыталась напугать жена мужа. – «Да уж не про того, которого показывают по всем анналам ЦТВ!» – опять отшутился тот. – «По тебе Кащенко скучает!» – подбила итог Варвара. – «Давайте вернёмся к культуре!» – вовремя вмешался в диалог супругов вмиг посерьёзневший Юрий Алексеевич. И тут все вперебой заговорили обо всём и ни о чём конкретно. Ветераны естественно вспомнили и о прошлом, опять подведя итог обсуждения устами мудрой хозяйки дома: – «А это были те времена, когда ещё была культура!». И все дружно сошлись во мнении, что культура – это, прежде всего, конечно лекарство от хамства. С культуры перешли на искусство и красоту. – «Даже умирать надо красиво!» – неожиданно вставил своё слово в разговор старших Максим. Незаметно перешли на, теперь, почему-то, видимо из-за дурновкусия, ставший модным, национальный вопрос. Первым завёлся Платон, вспомнив Гудина: – «У нас на работе есть «не-кий», смесь немца с русской! Согласитесь, что так его называть лучше, нежели «русс-мец»?!». – «А как будет звучать смесь белоруса с… полькой?!» – в пику Платону вопрошал Егор. – «Бело-ляк, или по-русс!» – невозмутимо ответил писатель. – «Скорее всего «поло-русс»!» – вовремя пришёл на помощь мудрый Александр. Проснулась и Марина. Она почему-то всегда считала Платона украинцем, несмотря на неоднократные его и Ксении разъяснения. Видимо её всегда сбивало с толку ещё и наличие у Платона сына на Украине, а не только его петушиная фамилия. – «Платон! А как там твои другие родственники на Украине?!» – неожиданно перевела она обсуждаемый вопрос с национального на националистический и политический. И ей опять пришлось объяснять всё сначала. Но теперь за Платона это сделала, тоже потерявшая терпение, его жена, подруга вопрошавшей. Почему-то потом досталось и Советской власти, за которую сенсационно вступился чистокровный американец: – «Да если бы не Ваша Советская власть, рабочие на Западе жили бы намного хуже, беднее! Именно из-за Вашей страны капиталисты были вынуждены поднимать жизненный уровень своего народа, чтобы он не глядел с завистью на Восток и не готовил революцию!». И с ним ветераны со стыдом, молча, согласились. Однако Варвара ловко вернулась к началу разговора: – «Одно из порождений Советской власти – это человек без чести и совести, то есть подлец. Он же – без роду, без племени, то есть Иван, не помнящий родства!». – «Стукач, например!» – добавил, стуча по столу, Егор. Жена сразу поняла намёк мужа и пригласила всех к чаю. И в этот раз опять наслаждались Тирольскими пирогами и конфетами в ассортименте. Гостей удивило разнообразие чаёв – на все вкусы и запросы. Расходились не поздно. Первыми ушли Юрий с Мариной, которым надо было сначала на троллейбусе и метро «Таганская-кольцевая» добраться до Курского вокзала, а с него уже до Никольского, и далее пешком. За ними отбыли Александр с Натальей и Сергеем, и были отпущены Кеша с Кирой. Платон проводил всех пятерых, путь которых пролегал к метро «Новокузнецкая», до остановки трамвая «Памятник пограничникам Отечества» напротив Института питания, куда уже забыла дорогу Варвара. Остальные остались на уборку квартиры и ночёвку, сочувствуя отбывшим по поводу густого, непрекращающегося, мокрого снегопада. И на следующий день, в воскресенье 15 февраля, Платон не пошёл на лыжах, но не из-за недостаточного, или остаточного самочувствия, а из-за того же сильного, мокрого снегопада. Последующие рабочие дни проходили буднично, обыкновенно. Да и погода ничем не радовала, часто шёл снег, причём и мокрый тоже. Стало тяжело и птицам, которых Платон ежедневно подкармливал через форточку окна цеха. В среду, на работе, всё ещё находясь под впечатлением от празднования пятидесятилетия жены, в воспоминаниях о вальсе «Дунайские волны», где он тряхнул стариной с Варварой, Платон наблюдал, как весёлые воробьи пытаются выклевать из глубокого, рыхлого снега, брошенные им хлебные крошки. И сами собой полились лирические строчки, сложившись в два стихотворения «Птицы – друзья» под музыку вальса «Дунайские волны»: Что-то давно не видно друзей: Нет воробьёв, нет голубей! Снег за окошком мокрый идёт. Птицам кормиться он не даёт. Им я насыпал хлеб и крупу. Но птиц и не видно. Я не пойму. Да и неслышно их голосов. Лишь грусть струится зимних басов. Видно под крышей где-то сидят. Снег, непогоду пересидят. Птицы – не люди. Им невдомёк, Как получают жизни урок. Грустно гляжу я на мокрый хлеб. Птиц всё невидно, даже их след. Так и с друзьями. Я их терял. Словом лишь добрым их поминал. Птицы – не люди. Они лишь друзья! Всегда все готовы слушать меня. Им и пою я песню мою. Друзьям изливаю я душу свою! и «Предвестники весны»: |