
Онлайн книга «Немира. Колесо судьбы»
– Я так рада тебе, дедушка! – призналась Немира. – И я, девонька, и я, – не то скрипнул, не то вздохнул старичок. – Я ведь еще в первый раз хотел к тебе выйти. Да когда человек с самими богами беседу ведет, нам, духам, влезать не след. Все надеялся, что ты сызнова сюда пожалуешь. Вот и дождался. – А я искала тот дуб, но не нашла. – Он не всегда и не кажному показывается. Не из праздного любопытства. Тогда тебе надобно очень было. – А ведьмарь уехал, – вдруг сказала Немира, украдкой сжимая в тканом кошелечке сережку-капельку. – Ведаю я, все ведаю, милая. Да ты не грусти, – суховатая рука, твердая, точно из дерева, легла на хрупкие девичьи плечи. – Уж коли он дал слово, что вернется, стало быть, вернется. А дальше они молчали. Но это была вовсе не тягостная тишина, от коей хочется сбежать подальше. Это было бессловесное разумение двух старых друзей, которым было о чем помолчать. С той встречи Немира едва ли не каждый день стала наведываться в лес Макоши и подолгу блуждала там среди осеннего очарования. Иногда к ней присоединялся дедушка лесун. Однажды даже с Рыжиком пришел. Малыш принес гостинцев – орешков да жареного коровьего хлеба, а затем так ловко прыгал да кружился, что девица не удержалась и звонко рассмеялась. И вдруг на душе посветлело – точно яркий лучик солнца разогнал хмурые тучи. Дедушка лесун довольно усмехнулся в серебристую бороду: – Оттаиваешь. Добре. Ты гони печаль. Не к лицу она тебе. Немира смолкла и потупила очи. Бельчонок прыгнул ей на шею и повис теплым воротником. Лесун присел подле. – Ой, а где твой посох, дедушка? – Так ведь весна нынче! «Весна? – с трудом осознала сказанное Немира. – Когда ж зима успела пролететь?» В уголках глаз-угольков собрались морщинки, а на крючковатом носу девица разглядела крохотный листочек: – Лес молодеет, и мы разом с ним. – Скажи, дедушка, – девица вдруг стала перебирать пальцами, словно ее одолело внезапное сильное волнение, – а ты давно его видел? Ведь ты сам сказывал, что можешь путешествовать по деревьям да лесам. Старик вдруг посерьезнел. Губы сжались. Его лик, как никогда прежде, стал походить на искусно вырезанного истукана. – Неужто не велел о себе рассказывать? Лесун кивнул. – Скажи хотя бы, жив он? Старичок снова ограничился кивком. – Вот ты где пропадаешь! – раздался голос Пульхерии. Немира вздрогнула. Бельчонок соскочил с нагретого места и бросился прочь. Рыжая шкурка мигом затерялась средь разномастной растительности. Лесун шагнул к усеянному легкими складками стволу граба и, подмигнув на прощание, исчез. – Так я и думала! Девица встретила волхвицу радостной улыбкой: – Кажется, ты говорила, что мне пора поневой обзавестись? Пульхерия замерла и настороженно вгляделась в подопечную, но, так и не высмотрев ничего подозрительного, улыбнулась в ответ: – Конечно, пора! Четырнадцатая весна пошла, а ты все в дитятках сидишь. Негоже. – Вот только как же обряд провести, все ж осень миновала? – А ты на лес Макоши глянь, – узловатый палец обвел окружающую красоту, – тут ведь завсегда осень. – И то верно-о, – протянула девица, сожалея о том, что Войтех уехал слишком рано. Видать, после посвящения девицы во взрослую жизнь совсем по-иному бы с ней обошелся. – А как Ружа-то рада будет, – оживилась Пульхерия, увлекая Немиру в храм. – Ружа? – Так верховную волхвицу величают. – А-а-а, – протянула Немира и внезапно остановилась, словно припомнила нечто важное. – Что такое? – заволновалась спутница. – А правда, что верховная волхвица Войтеху родной сестрой приходится? – Правда, душенька, – кивнула женщина, утягивая девицу за локоток, точно боялась, что та вдруг передумает. – От одной мамки народились. – А отцы разные? Пульхерия внимательно огляделась и понизила голос: – Да не. Один. Только дети не ведали его совсем. Помер он спустя год, как малыши на свет появились. Мамка их одна растила. Она знахаркой знатной была, от самой Макоши дар имела. Вот и дети его унаследовали. Войтех ведь сперва тоже лекарством да целительством люду, зверю да птице служил. Еще мальцом стольким помог, стольких выходил. Мимо сломанной веточки пройти не мог… – А почему же он решил в ведьмари податься? – Так лихо одноглазое его подтолкнуло. Немира даже дышать перестала – только б спутница не смолкла. – Однажды в деревне, где они с мамкой жили, нежить завелась. Треть села сгубила! – схватилась за голову женщина. – Ружа к тому часу уже в Лунный храм подалась да волхвицей стала. Так вот, долго ту нежить сыскать пытались. Лишь мамка Войтеха и сумела. Да в одиночку изловить замыслила. Приманку заготовила, молитвами да оберегами вооружилась. Но куда им супротив такой злобы? Тут, поди, только острый меч и сдюжит. Он и сдюжил… в руках юного Войтеха. Волхвица тяжко вздохнула: – Только опоздал… мамка его… нежить куда проворнее знахарки оказалась. Немира сглотнула. – Да ведь и это еще не самое страшное. Серые очи распахнулись шире – куда уж хуже? – Сразу опосля того, как схоронили лекарку, в деревне снова кто-то принялся людей изводить да скот губить. Селяне пришли к Войтеху за помощью. Он как раз собирался покинуть родную деревню – слишком глубока печаль у него в сердце засела, уж больно к родительнице своей привязан был… – И, что же, согласился? – Согласился. Как водится, подготовил приманку и затаился. Только оберегов, подобно мамке, не захватил да на молитвы больше не уповал… – А меч? – взволновалась девица. – Меч… да-а-а… – грустно улыбнулась волхвица, – с клинком он уже не расставался. С его подмогой и спас село, зарубил нежить… Только вот нежитью той мамка его оказалась… – Неужто? – ахнула Немира. Сердце болезненно сжалось. Перед глазами предстал долговязый юнец с темными очами, в которых отражалась невыносимая мука. Он стискивал резную рукоять отцовского меча, а с помутневшей стали падали багровые капли и жадно втягивались землей… – Выходит, он собственную родительницу… – Так, а после прилюдно отказался от знахарства да под всевидящими очами богов объявил себя ведьмарем, гонителем нежити да нечисти. «Какие же странные выверты вплетаешь ты, Макошь, в нити судеб», – пронеслось в голове девицы. – Но почему… почему он не пошел по стопам мамки, ведь ты сказала, что он был к ней привязан? Зачем обрек себя на одиночество? |