Онлайн книга «Про Бабаку Косточкину-3, или Все ноги из детства»
И потом, в нашем дворе никогда не было урн и лавочек. А тут они были! И на них сидели посторонние бабушки. Бабушки, которых я раньше в глаза не видел. Потому что никаких бабушек у нас в доме не водилось. Последняя, столетняя старушка Бурёнкина, умерла полгода назад. В сегодняшнем дворе вообще было на удивление много людей. Они белили забор. А какие-то парни в красных галстуках натягивали между гаражами транспарант. И ещё незнакомый дворник поливал из шланга тротуар без единой трещинки. 
В общем, я снова всё понял. Я немного постоял у тополя и отогнал от себя то ужасное, что снова понял. Я решил действовать наверняка и направился прямо к паровозику. Мальчишки, которые приколачивали к нему доски, меня уже заметили. Но делали вид, что нет. — Касатик! — окликнули меня откуда-то с лавочек. — Касатик, поди сюда! Я подошёл. Я всегда делаю, как меня просят, хотя я, конечно, не касатик. — Ты из какой квартиры, касатик? — спросила одна из бабушек с лавочки. Я не понял, какая именно. — Из двадцать седьмой. А что? 
У них были разнообразные лица, у этих разноцветных бабушек. И ещё они сидели по росту и, кажется, старшинству — их было шесть. Самая большая и старая бабушка сидела в начале лавочки, а самая маленькая и молодая — в конце. Я поочерёдно всматривался в их лица в поисках ответа, но не находил его. — В двадцать седьмой Репяхи живут, — прищурилась на меня та, которая сидела в конце. Все остальные тоже прищурились, но уже следом. Я понял, эта у них главная. И ещё я кое-что понял. И опять ужасное. Эта молоденькая бабушка была столетней старухой Бурёнкиной из двадцать пятой квартиры! Той, которая умерла! Только сейчас она была более красивая, если можно так выразиться, и менее морщинистая. Я был в шоке. — Молчишь? А ну сознавайся, что ты делал в подъезде? — Бурёнкина продолжала на меня щуриться. — Лампочки воровал? — Я это, — сказал я, — я квартиры перепутал. То есть дома. Я подъезды перепутал! — Перепутал он! — повторила старуха Бурёнкина. — Перепутал он! — Перепутал он! — Он перепутал! — повторили за ней остальные пять бабушек. — Путаются тут всякие! — сказала Бурёнкина. — А ну иди отсюдова! А то позвоню куда надова! 
И я, конечно, пошёл. Пошёл опять прямо к паровозику. Мальчишки явно подсматривали за мной. Особенно один белобрысый. Он то и дело поглядывал на меня исподтишка, пока я к ним туда шёл. — Привет! — сказал я, подойдя к паровозу и облокачиваясь на него с независимым видом. — Здорово! — сказал Белобрысый и усмехнулся. Мне не понравилось, что он усмехнулся. Я не люблю, когда так делают. Но я стерпел. — Вы не подскажете, какой сегодня день? — приятным голосом спросил я. — Чего-чего? — Белобрысый отставил в сторону доску и нахмурился. Остальным я тоже не очень понравился. — Я говорю, день сегодня какой? — Ну пятница. А чего? Чего он всё чегокает? Бескультурье какое-то. 
Теперь уже все шестеро (их тоже было смотрели на меня подозрительно. Немного враждебно. — А число, извините? — Во даёт! Ты чего, пацан, с луны свалился? — сказал Белобрысый и осклабился. Остальные тоже так сделали. Я, конечно, понимал, как я выгляжу со стороны со своими странными вопросами. Ну а что мне ещё оставалось делать? — Нет, Тишка, он не с Луны — он с Марса! — сказал толстый в кепке «Спартак». — Ты на варёнки его глянь! 
Все молча уставились на мои штаны. — «Техасы»? — с завистью спросил мальчишка в застиранной куртке. — «Дизель», — соврал я. Эти джинсы мне мама купила на китайском рынке. — Чего дизель? — не понял Толстый. — Ну, бренд такой. — Фирма, что ли? — Типа того. — Свистишь! На барахолке брал? — Штаны как штаны, — сухо сказал белобрысый Тишка. — Сегодня тридцатое апреля. Он взял доску и стал прилаживать её к паровозу. Мне как-то стало неловко. За свои джинсы, все в заклёпках и карманах. Хотя ещё позавчера они мне очень нравились. Зачем, спрашивается, мне столько карманов? Анатолию Вассерману они, может, для жизни нужны. А мне зачем? Даже неловко. 
Я посмотрел на мальчишек. Они вон вообще все в одинаковых синих костюмах с книжками на рукавах. В таких все гоняют в старых выпусках «Ералаша». Но мальчишки уже не обращали на меня внимания. Они благоустраивали паровоз. — Сюда приколачивай! Крест-накрест! — Сбегай за клеем к Петровичу! — Поролоном обтянем — самое то будет! 
И так у них это дружно получалось, так у них работа спорилась, что мне тоже захотелось немного поблагоустраивать. Но я стеснялся попросить. Кажется, Тишка это понял. — Держи, — он протянул мне два гвоздя с молотком. — Сможешь сюда прямо прибить? — Угу. — Ну и отлично, — сказал Тишка. — Кстати, сейчас восемьдесят первый, если тебя это интересует. — Чего восемьдесят первый? — тоже чегокнул я. |