Онлайн книга «Тайный год»
|
Поморщился – вот, началось! – Кто виновар? Бабкин, Меншик? Гаврилов сын? А я тебе что говорил: россам не доверяй – обязательно соврут, объегорят! Говорил или нет? – на что Штаден удивился: – Да, абер… но… Росса алле люгнер зинд [134], дела не имей? А ты разфе сама не росса? На это спокойно, даже величаво ответил: – Я? Да кто тебе это сказал? Я – из вас, из немцев, разве не знал? И не преминул рассказать Штадену про матушку Елену, наследицу германских кайзеров, и про её отца, Василия Тёмного, чьи корни уходят в дебри – чуть ли не к Фридриху Барбароссе Гогенштауфену, а закончил неожиданно даже для себя: – Да и сам я – изрядный лжец, если хочешь знать! Одно говорю, другое делаю, а третье – думаю… Так что и мне особо не доверяй! Это было немцу совсем непонятно. – Как мошно цар товеряй – не товеряй? Слофо цара – гезец [135] есть, и больше ничего нет! Цар сам снает, что гафарить! – подобострастно выкрикнул он, отчего в углу проснулся Кругляш, зевнул, потянулся, подскакал к постелям и запрыгнул на перину. Штаден, увидев что-то на спине кроля, озабоченно спросил: – Кранк? Больной шивотны? – Здоровее нас с тобой будет. – Раскрыл кроличьи крылышки, чем привёл немца в немой ступор. – Нет, это ангел. А это у него – крылья, к Богу летать… Радуясь впечатлению, показал заодно и золотые часы, сняв их с шеи и дав пощупать. Но когда Штаден открыл крышку – не было привычной музычки! – Что это? Испортились? – Всполошился: вдруг время его истекло и Господь остановил счёт его? Штаден, стянув наручи, покрутил что-то: – Тута-сюта этот кнопф [136] крутить кажды день-денско, тагда работай часы! Выхватил у Штадена часы: – Какую кнопфу? Вот эту? А я думал – она для красоты… – Найн, эта репетир – для заводить… И стрелка другой места стафливать… Я знай – майн брудер, брат, такой часы имель, пока не умираль… У него отлегло от сердца – стрелка побежала по кругу. – А мне подлый Шишмарёв ничего не сказал! – Сердито крикнул: – Эй, Шиш! Гадёныш! Ты чего, дурья башка, не сказал, что часам завод нужен? – Разве не говорил? – переспросил из дверей Шиш. – Ну ты и лябзя безмозглая! – искренне удивился. – День-ночь языком мелешь, а главного сказать не удосужился! Меня чуть омрак не взял! О! Вот всё так, Хайнрих Володимирович! Что я тебе говорил? Если не вор, то дурак! Если не дурак – так плут! Куда бежать от них? – И опечаленно-угрюмо смолк. Немец стоял молча, опустив глаза. Не знал, что отвечать. Куда бежать? Все, кто в папских владениях нагрешил, – бегут прятаться в Московию, а куда бежать московскому царю? Смущённо подвигал литыми плечами, признался: – Не знай, касутар… Ты сама лучше снай… И сообщил второе дело: он по просьбе царя собрал сотню наёмников для охраны, все иноземцы, люди верные, в Москве в разных местах живут, но по сигналу могут быстро собраться и плыть по приказу куда угодно. – А куда плыть? – не понял. Штаден напомнил, что государь на кораблях куда-то собирался плыть. – А, ну да… Ну да… Англия… Аха-ха… Наёмники? Ну, пусть ждут, пока я соберусь… И ты жди от меня весточки – или с человеком, или по птичьей почте, что Шлосером налажена. Как прикажу – явишься с наёмниками! – И принялся напяливать часы на шею. Штаден заметил: раз часы стояли, надо стрелки переставить. Полез в стальную запазуху и извлёк здоровенную серебряную пузатую луковицу – посмотреть правильное время. Спросил с загоревшимися глазами: – О, у тебя тоже есть? Откуда? – В Нофгород взяль… – брякнул немец и, установив стрелки на царских часах, хотел уже было спрятать свою луковицу, как увидел властно протянутую руку: – Новгород! А ну покажи! Дай сюда! Ну-ка! Пузатая серебряная кругляшка была осмотрена, взвешена на руке, после чего Штаден получил взгляд исподлобья: – А говоришь, что в Новгороде одну рваную рухлядь взял! А это что? Золото-серебро сдавать – знаешь правило? Сдавать надо! – Штаден, поняв свою ошибку, сконфуженно умолк, только глазами хлопнул, когда его луковица оказалась на шее у кайзера, рядом с крестом и золотыми часами. – Так-то вернее будет! Всё серебро и золото в державе – царёво, моё! Какое третье дело? – повеселев от самозваного подарка, спросил. Штаден обескураженно мотнул головой: – Я привёз шифф [137] -майстера, один холлендер, голландски… Фсё умеет… Корабели в Малага строил… На Москау в Наливках жифёт… – Пьянчуга, что ли? Выпивоха? Слобода Наливки была отдана батюшкой Василием иноземцам, чтобы те там обособленно грудились и Москву не смущали своими пьяными мордами: москвичам разрешалось пить только по праздникам, а немчуре и другим инородцам – когда вздумается. Штаден со скрежетом повертел рукой: – Так… чут-чут выпивай… Но шифф-гроссмайстер! Всё знай, понимай! Много корабель строй! За дферь сидить… Зфать? – Зови! Штаден со скрипами и стуками вышел, вспугнув кроля, начавшего с перепугу перебирать лапками по перине да по елдану, коий от этого стал напрягаться. Это понравилось. Прижал кроля через перину, повозил им, как тряпкой, – елдан укрепился, возрос, сладко взныл, позвал… Крикнул Шиша, выдал приказ: найти в портомойне Еленку, кузнеца Федота дочь, и отвести её в тайную горницу государевой трубы. – А немцы? Тут торчат, – напомнил Шиш. – Пусть ждут, не сахарные. Шиш сморщился: – Государь! Портомою? Зачем? – Делай как говорю! Баба есть баба! Портомоя ли, царица, у всех одна грешная дыра! – Открыл часы: – Буду через половину часа. Прошку зови! Воду грейте! Сидя в бочке с горячей душистой водой, велел приготовить опашень покрасивей и те великие унты, что ханом Кучумом присланы вкупе с другими дарами. – А там червь завелась! – вдруг отозвался Прошка, пряча глаза и усиленно перекладывая на полке веники из трав. – Как так? – Не знаю. Ониська сказал. Он обувку надысь по ларям перекладывал, летнее прятал, зимнее вытаскивал. Ты постельничих изволил разогнать – кому одёжей озаботиться? – Куда дели унты, ироды бездушные? Покажи, где червь! |