Книга Гордая птичка Воробышек, страница 122 – Янина Логвин

Только это наше общее с ним мгновение.

Глупая, глупая птичка воробышек! Что же ты наделала?!

Я вскакиваю с кровати, путаюсь в одеяле и падаю на пол. Поднявшись на ноги, отбрасываю одеяло прочь и нагоняю Люкова уже в прихожей. Вцепившись в предплечья, приникаю лбом к широкой мужской спине и выдыхаю, взмаливаюсь, останавливая, но мне плевать:

— Не уходи! Да! Люков, слышишь, да! Пожалуйста… Не оставляй меня.

Он замирает под моими руками, а я крепче прижимаюсь к нему.

— Помоги узнать, как это — быть с тем, кто хочет тебя, и кого хочешь ты. Кого очень хочешь! Если ты сможешь ко мне прикасаться после Игоря.

Он вновь словно статуя — напряженный, твердый, и только сбившееся дыхание выдает его. Я отпускаю руки, обхожу его и заглядываю в лицо, скрытое сейчас от меня полумраком ночи.

— Илья, не молчи. Пожалуйста, скажи хоть что-нибудь! Я все равно тебя не отпущу, не отпущу, слышишь!

Он не молчит, напрасно мое зашедшееся в волнении сердце пропускает удар, он просит, опустив голову, жарко выдохнув в мой лоб:

— Да, не отпускай. Дотронься до меня еще раз, птичка. Ради бога, сделай это!

Сделай это! — мягкий шепот опаляет меня, и я с радостью встречаю овеявшее душу тепло. Прикасаюсь к Люкову, подступаю еще ближе, медленно поднимая ладони вдоль рук к широким плечам.

— Нет, не так! Мало! — он сдергивает через голову джемпер и отшвыривает его в сторону, снова замирая в ожидании моего прикосновения.

Какие сильные у него руки. И плечи. Он весь словно соткан из мышц — живое воплощение силы и красоты. Должно быть, именно такими испокон веков создавала природа лучших своих детей. Я опускаю руки на горячую, потрясающе упругую обнаженную кожу и веду ладони вдоль гладких мышц, отмечая вниманием каждую выпуклость, каждую впадинку, чувствуя в душе нарастающий трепет от безумно смелого прикосновения. Прикосновения женщины к мужчине. К своему мужчине.

Странная мысль, неожиданная, но сегодня я позволяю себе безоглядно верить ей. Я действительно трогаю, ласкаю своего мужчину. Впервые в жизни не стесняясь себя и проснувшегося желания. Глажу его грудь, спускаюсь к животу и провожу пальцами по рельефному прессу. Увожу ладони за спину Люкова, приникая щекой к крепкой груди. Трусь о нее как кошка — осторожно, пытливо, с наслаждением впитывая в себя эту нечаянную радость — быть к нему так близко.

Он тут же обнимает меня в ответ, замыкая на мне руки. Утыкается губами в макушку.

— Же-еня… — пробует мое имя на вкус, шевеля дыханием волосы, перекатывая его на языке так бережно, будто в чаше ладони хрустальные шарики: — Женя…

— Теперь ты, — наверно, я сошла с ума, но я тоже хочу гораздо большего. И я одним движением уверенных рук стягиваю с себя свитер и бросаю под ноги, оставшись в одном белье. Не колеблясь ни секунды, прошу парня, отыскав в рассеявшейся полутьме прихожей колючие глаза. — Ты, Илья! Сейчас. Дотронься до меня.

Он не расцепляет рук, но прижимает меня крепче, и я целую его в ключицу, в шею, заставляю с силой втянуть в себя воздух.

— Пожалуйста.

— Я боюсь обидеть тебя, птичка, — ласковые пальцы зарываются в мои волосы, шершавые подушечки оглаживают щеку, висок. — Как, подскажи?

— Вот так, — я беру мужскую ладонь и опускаю себе на грудь, подаюсь на остром вздохе навстречу новому прикосновению. — Подожди! — завожу руки за спину, желая расстегнуть застежку бюстгальтера и сбросить с себя досадную помеху, мешающую коже впитать желанную ласку… но он останавливает меня.

— Нет, — ловит руки, опуская к бокам, поворачивает к себе спиной, скользя осторожными пальцами по обнаженным плечам. — Не надо, Воробышек. Я сам.

Не знаю, скольких женщин ему довелось раздеть, сейчас я не хочу об этом думать, но он долго играет с нашим общим желанием, трогая, перебирая пряди моих волос, опуская ладони вдоль спины до самых ямочек на пояснице. Оглаживая талию, касаясь живота, возвращаясь к плечам, — познавая меня так же внимательно, как я его минуту назад.

Вот пальцы скользнули к лопаткам, замерли на секунду, и деталь моего белья исчезла где-то у стены, освободив грудь. Вот медленно огладили позвонки, отвели на плечо волосы, подбираясь к затылку и обнажая шею. Теплые губы прошептали за ухом, прежде чем коснуться кожи и лишить дыхания, так тихо, почти сливаясь с тишиной комнаты, и все же позволяя услышать. Понять, как сильно он меня хочет.

— Женя…

И вновь кольцо сильных рук и губы на пульсирующем виске. И мое третье по счету «да» за сегодняшний вечер. И подкосившиеся колени, когда его ладони наконец накрывают в долгожданной ласке грудь.

* * *

— Да… — шепчет она протяжно, и на ее шепот откликается каждый натянутый нерв моего тела, сводя с ума звенящей дрожью плещущегося в нем желания.

Птичка. В моих руках. По своей воле. Расслабленная и одновременно возбужденная. Обнаженная, теплая, близкая. Опьяненная одной со мной страстью. Искренняя в своем выборе. Настоящая.

Ее ладонь тянется к моему лицу, а я тянусь к раскрытым на вздохе губам. Ловлю их осторожно, сдерживая себя на остатках самообладания, помня о том, что сегодня напугало ее, но едва касаюсь обветренной кожи, едва чувствую сладкий вкус удовольствия, проникший в кровь… со стоном выпиваю девчонку до дна, теряя голову. Приникаю к ней, как к единственному источнику утоления снедающей меня жажды, готовый проклясть себя за несдержанность, когда внезапно понимаю, что птичка отвечает мне тем же.

С не меньшей страстью припадает к моему рту, с не меньшей силой обнимает руками спину, прижимая к себе. Отзываясь, увлекая, позволяя двигаться дальше.

Руки скользят по бедрам, и черные бикини воробышка уже на ее красивых щиколотках, а мои губы мнут мягкий живот. Она оказывается на узком комоде у стены прихожей раньше, чем я успеваю сообразить, что сделал. Откидывает голову, разводит колени, притягивая меня к себе, а я внезапно понимаю, что поступаю сейчас с ней ничем не лучше урода Ящера, готовый немедленно ворваться в ее податливое тело. Взять девчонку у гребаной стены в чужой прихожей гребаного отеля.

Черт! Как в дешевом рейтинговом кино для взрослых. С одной лишь разницей: все, что в эту ночь происходит между нами, — отнюдь не инсценировка чувств, не короткая схватка желаний, все куда серьезнее.

Я останавливаюсь, тяжело дыша, нависая над плечом птички. Не в силах отступить и вместе с тем боясь ранить. Испортить все к черту своей порывистостью!

— Нет! — неожиданно твердо говорит она. — Не смей! Только ты… Только ты сейчас, слышишь! Его для меня не существует! — и вновь эти сумасшедшие губы на моей коже и смелые пальцы, отыскавшие ремень джинсов. И голос моей нежной девочки, утонувший в глубоком поцелуе. — Я хочу тебя, Илья…

Хочу тебя…

Два ключевых слова, сорвавшие последние оковы с моего желания. Сулящие телу освобождение от боли, заставившие сердце в ответ на них удариться о ребра с двойной силой, пламенем сказанного напрочь лишив дыхания.