Книга Гордая птичка Воробышек, страница 128 – Янина Логвин

— Нужно мне, теть Галь. Очень! Я туда и обратно. Маме не звоните, не беспокойте пока. Не знаю, когда вернусь.

— Ага, значит к ухажеру своему в город намылилась, да? От которого сбежала? Не к тому ли, что о твоем сюрпризе ни сном ни духом? Что о тебе за два месяца и не вспомнил?

Только я растерянно застываю у порога, поднимая на тетку глаза, как она уже обнимает меня за плечи, прижимая к себе.

— Я тебе уеду, немощь ходячая! Я тебе уеду! Только неделю, как блевать перестала, в себя пришла, а уже вперед паровоза мчится! Нечего тебе с пузом по тарантайкам гасать! Надо будет — сам найдет! А не найдет — так и хрен с ним, слышь! Вон, за Ваську просватаем! А нет, так я и сама еще при силе, да и Антонина с Валентиной тоже. Ты, Женька, не переживай, это я так ворчу, а на деле выкормим. Что поделать, если у вас, у современных девок, ума нет!

— …Тетя Галя, ну что вы такое говорите…

— А то и говорю, что знаю! Чего уж теперь!

— И давно знаете? Ведь не видно совсем.

— И что? — тетка отрывается от меня, суетливо поправляя на голове косынку. — Зато слышно, как тебя с утра подбрасывает! Ты что, девонька, думаешь, если своих детей бог не дал, так баба сразу сухарь ржаной?.. Я же вас, деток Антонининых, как своих люблю! Сердце за вас болит: за тебя, за мамку, за мальчишек. А ты молчать вздумала, пожадничала мне, старой, новость-то сказать.

— Простите, теть Галь! — я обнимаю тетушку в ответ, но от намерения ехать в город не отступаю. — Мне, правда, очень нужно. — Целую женщину в щеку и выхожу на крыльцо, чтобы уже через секунду удивленно застыть на нем с ней вместе, глядя, как по улице в нашу сторону несутся два черных джипа и тормозят у ворот, выпуская из недр затемненных кабин незнакомых людей, и среди них вдруг неожиданно…

— Мама?!.. А что ты делаешь в машине Романа Сергеевича?!

* * *

— Доченька, с тобой все хорошо?

Я смотрю на маму, на ее беспокойный взгляд, ощупывающий меня с ног до головы, и киваю:

— Д-да.

— А почему ты с сумкой? — Простоволосая, в наскоро наброшенном на плечи стареньком плаще, в легких туфлях и почти без макияжа, мама выглядит непривычно растерянной и взъерошенной. — Женечка, что происходит? — она коротко оглядывается за плечо на нагоняющего ее Большого Босса и недовольно хмурится. — Этот мужчина, он что, заставляет тебя ехать с ним?! Он звонил тебе?! Пожалуйста, скажи мне!

А вот Градова не узнать. За те два месяца, что мы не виделись, отец Ильи заметно изменился и выглядит сейчас в соответствии со своим прозвищем — собранным и налитым силой человеком, несмотря на тени, остро обозначившие черты его все еще привлекательного лица. На котором не осталось и следа той болезненной усталости, что бросилась в глаза при нашей первой встрече, только хмурая печать ответственности на твердых губах и неожиданно мягкий блеск карих глаз, остановившихся на маме.

— Прошу тебя, Валентина, дай мне возможность самому объясниться с Женей. Ты все не так поняла… — И уже мне, приблизившись, все так же мягко:

— Здравствуй, Женя. Рад тебя видеть, девочка.

— Здравствуйте, Роман Сергеевич. Я вас тоже.

На мужчине дорогой костюм с белоснежной рубашкой, шелковый шарф и пальто, от него за версту разит силой и надежностью, он слишком «другой», слишком тверд для привычного нам круга людей, чтобы не напугать маму. Его рука касается ее локтя…

— Валюша, позволь…

… и она тут же вздрагивает. Стремительно поворачивается к нему лицом, заслоняя меня собой:

— Роман Сергеевич, уважаемый, давайте обойдемся без фамильярности. Несколько часов пути ничего не меняют: я все еще вижу вас первый раз в жизни и не имею чести быть с вами на «ты». Пожалуйста, не мешайте мне говорить с дочерью!

Он уступает ей в шаге, но не в намерении. Отпускает локоть, вскидывая ладонь.

— Ну, что ты, Валюша, и в мыслях не было! Просто разговор. Хотя я лично абсолютно уверен, что не последний. А насчет чести… буду крайне рад, если ты окажешь ее мне, называя Ромой.

Я вижу, как мама теряется от самоуверенности Большого Босса, приблизившегося к ней непозволительно близко, и растерянно поднимает на высокого мужчину удивленный взгляд, убирая от лица растрепанные ветром рыжеватые пряди волос.

— Окажу вам?… Да… да как вам не стыдно, уважаемый! Сначала мать переполошили, следом за ней детей, затем меня сорвали с работы! Всю дорогу пугали возможными неприятностями, связанными с вашим сыном, смотрели так, как будто… как будто у меня третий глаз на лбу открылся, или я зверушка какая цирковая, а теперь издеваетесь?!.. Почему я вообще должна вам верить? И зачем только привезла сюда! Женечка…

Родная рука ложится на мое плечо, но я не слышу мамин голос. В миг, когда мама упоминает об Илье, я чувствую, как твердый пласт земли под моими ногами, вздрогнув, идет трещинами и рассыпается комьями вслед за обрушивающимся в бездну миром.

— Что с ним? — я шагаю к мужчине и с трудом нахожу непослушными пальцами его твердый локоть. — Ради Бога, Роман Сергеевич, не молчите, скажите! — растягиваю другой рукой ворот куртки, освобождая для вдоха сжавшееся от волнения горло. — С Ильей что-то случилось?!

И мужчина, словно почувствовав слабость в моих ногах, тут же подхватывает меня под плечи.

— Да, Женя, случилось, — отвечает взволнованно, возвращая взгляду серьезность. — Девочка моя, умоляю, если мой сын тебе не безразличен, сделай что-нибудь! Иначе Илья убьет себя, а я не смогу ему помешать!

День ветреный, солнечный, но воздух вдруг становится таким вязким и липким, что мне с трудом удается вдохнуть его.

— Где он?

— Где-то под Астаной. Через пару часов я буду знать точно. Улетел вчера утренним рейсом, оставив другу документы на свой клуб «Альтарэс». Если мы поторопимся, мы будем на месте уже поздним вечером и, дай-то Бог, успеем вовремя.

— Подождите, я не поняла… В Казахстане?!

— Да.

— Но… но почему он там? Зачем?

— Подпольные бои без правил, девочка. Игры для серьезных людей с очень большими деньгами. Не всегда честные, но всегда азартные. Илья улетел, чтобы принять в подобной игре участие.

— Подпольные бои?.. — я чувствую, как моя кровь застывает в жилах, а тело наливается холодом от правды, горящей в глазах мужчины. — Но ведь Илья совсем не азартен, я знаю. Зачем ему это нужно?

Лицо Большого Босса меняется. Теперь он всматривается в меня так цепко, что от его прямого взгляда становится больно.

— Ответь мне, Женя, он первый ушел или ты?

И я не могу соврать этим темным глазам или уйти от ответа.

— Я.

— Я так и думал. Почему?.. — Он хмурит брови, но тут же раздраженно вздыхает: — Впрочем, не отвечай, сам знаю. В конце концов, я и есть то чудовище, что приложило руку ко всему сегодняшнему кошмару.