Онлайн книга «Белый квадрат. Лепесток сакуры»
Спиридонов с восхищением посмотрел на нее: – Да ведь у тебя настоящий талант! По какому поводу подарок? – Я хочу, чтобы вы, мой господин, кое-что в ней хранили, – сказала Акэбоно, шаря маленькой ручкой по полу, где лежала одежда. Наконец она подняла развязанный Спиридоновым пояс, достала из поставца нож, вроде танто, только поменьше и с закругленным, как у ланцета, концом, и быстрым движением рассекла пояс на две половинки. Одну положила в шкатулку, другую – опустила в свой поставец. Шелковая ткань заструилась алым водопадом. Водопадом из крови. – Это вам, мой господин, – проговорила она, протягивая ему коробочку. – Знаете, я не совсем понимала слово «мечта», но теперь поняла и скажу – у меня есть мечта. Я хотела бы, чтобы никто никогда не развязывал этот пояс. И теперь его не развязать уже никому. Моя мечта исполнится, пусть и наполовину лишь. – Погоди, а чем ты подпоясываться будешь? – простецки поинтересовался Спиридонов. – У меня есть другой, – чуть улыбнувшись, ответила Акэбоно. – А этого пояса никогда не коснется ничья рука, кроме вашей. Вы мне поможете его завязать? – Если тебя устраивает то, как я это делаю… – Спиридонов уже завязывал на ней пояс, но очень неумело, что она и сама отмечала со смехом. Но на этот раз он услышал: – Лучше вас никто это не сделает, и я никому этого не доверю. Этой ткани будете касаться только вы и я. Она достала из поставца широкую ленту белого шелка и протянула ему. Виктору лента показалась похожей на фату, и он счел это добрым знаком. Почти торжественно завязав на Акэбоно пояс, он нежно поцеловал ее в губы (для него было шоком, когда он узнал, что японцы считают поцелуй едва ли не интимнее полового акта) и вышел, еще не зная, что видит Акэбоно в последний раз. * * * На исходе был август. В госпитале царила кутерьма. Большая часть раненых отправлялась в Далянь, где их ждал санитарный транспорт. На месте оставались лишь те, кто пока не мог перенести подобное путешествие. Спиридонов фактически уже был свободен: в далеком английском Портсмуте остзейский немец Витте и японский даймё Комуро подписали мирный договор. Унизительный для России, но прекращавший еще более унизительную войну. Наутро Виктор зашел к Фудзиюки, но того не оказалось на месте. Спиридонов огорчился: он рассчитывал провести тренировку, потом помыться и отправиться в Талиенвань. Ему хотелось теперь, когда появилась такая возможность, бывать у Акэбоно почаще. Но уйти, не поставив учителя в известность, он не мог, а Фудзиюки, по словам его денщика, куда-то отбыл еще поутру. Раздосадованный, Спиридонов отправился в их «тренировочный зал» и занялся самоподготовкой. Одному тренироваться было скучно, и, не закончив занятия, Спиридонов вышел из фанзы на свежий воздух, чтобы покурить. Он еще не докурил, когда увидел учителя, бредущего в направлении своей палатки. Фудзиюки был каким-то не таким, как обычно. Он казался старше, словно с момента их расставания прошло больше десятка лет. Виктор окликнул его: – Фудзиюки-сама, а вы опоздали! Я без вас начал. Думал закончить побыстрее да и наведаться к Акэбоно. Фудзиюки остановился и грустно посмотрел на него. Спиридонов чувствовал смутную тревогу: кажется, с его учителем происходит что-то нехорошее. Разглядывая Фудзиюки, Спиридонов заметил небольшое пятнышко крови у него на рукаве кимоно. – Сегодня не стоит ходить в Талиенвань, – сказал наконец Фудзиюки необычно глухим голосом. – Это еще почему вдруг? – недоумевал Спиридонов. – В город начальство с ревизией нагрянуло? Знаю уж, даже видел вашего бонзу… – И вообще не стоит, – не слушая его, продолжил учитель, – Акэбоно вы там не найдете. Спиридонов побледнел: – То есть как это? – Чиновник из Эдо… – Фудзиюки, отводя взгляд, поправился: – простите, из Токио, приехал с предписанием. Вы никогда не спрашивали, как Акэбоно и другие девушки оказались в Талиенване? Спиридонов отрицательно покачал головой, вспомнив, что она хотела что-то такое ему рассказать, но так и не успела. – После победы над Китаем в нашей стране изменилось многое, – стал объяснять Фудзиюки. – Раньше мы преклонялись перед Западом, но теперь стали считать себя ничуть не хуже. Возможно, это и правильно, но для караюки-сан это было началом конца. Дзёсигун перестала быть нашей гордостью и стала нашим позором. И чиновники двора Муцухито приложили все усилия, чтобы вернуть караюки-сан на родину. Бордель в Талиенване был последним оплотом дзёсигун. Но война вот-вот закончится, и до него тоже дошли руки. Армии он больше не нужен, а гайцзыны не должны услаждаться ласками дочерей Нихон… – Вы хотите сказать, что… – медленно произнес Спиридонов и не договорил. – …их всех депортировали на родину, – закончил его мысль Фудзиюки. – Акэбоно не могла ослушаться. Она… Фудзиюки отвернулся и глухо продолжил: – Она сказала, что умерла в этот день. Что больше ее нет, от нее ничего не осталось. Что душа ее останется с вами, а тело заберет неминуемая старость. И просила напомнить, что ее белый пояс никогда никто не развяжет – кроме вас. Фудзиюки замолчал, не глядя на Спиридонова. Потом сказал, еще более глухо: – Но вы не бойтесь – она сумеет пережить это. – А если нет?! – вскричал Спиридонов. Внутри у него словно разорвалась начиненная шимозой шестидюймовая граната, и вспышка не имеющей физических причин боли выжигала, казалось, саму его душу. – Викторо-сан, – мягко сказал Фудзиюки. – Давайте не поднимать эту тему, хорошо? Иначе вы рискуете вновь услышать сказку про лягушку и самурая. Виктор почувствовал, что на глаза ему наворачиваются слезы, но непростые – от них резало веки, будто под них щедро сыпанули песку. Нет, не песку, алмазной крошки. Виктору казалось, он вот-вот заплачет кровью. – Никогда больше не называйте меня Викторо-сан, – попросил он невнятно, севшим голосом. – И ничего не рассказывайте больше о тиграх и лягушках. Фудзиюки посмотрел ему прямо в глаза. Они смотрели друг на друга и молчали. Затем Фудзиюки склонил голову, и Спиридонов ответил ему, отшвырнув давным-давно догоревшую папироску в серую, хилую траву. Между ними начался Поединок. Не на белом квадрате татами, просто под небом, по которому ветер нес облака. И ветер, и облака имели красивые японские имена. Но Спиридонов не хотел знать, каковы эти имена. * * * Все совершенное прекрасно, даже в тех случаях, когда несет смертельную опасность. Прекрасна изготовившаяся к броску кобра, прекрасна выходящая из шахты ракета. Межконтинентальным бомбардировщикам и могучим боевым кораблям дают прекрасные имена, посвящают стихи и даже признаются в любви. Буйствующая стихия тоже прекрасна – необычной красотой дышит небо во время грозы, когда его пронзают гигаваттные молнии; удивительно грациозны сносящие все на своем пути циклопические колонны смерчей, а уж извергающийся вулкан – просто поэма, сложенная природой. |