Книга Песочные часы, страница 37 – Ольга Романовская

Я отрицательно покачала головой. Робкая надежда расправляла крылья в душе.

Оставалось только убедить Карен не заходить в аптеку вместе со мной. Но она сама не стала, вдруг вспомнив, что забыла узнать, готовы ли новые сапоги управляющего.

— Ты смотри, не сбегай! Дороже станет, — напутствовала меня служанка. — Я быстро, через десять минут вернусь.

Освободившись от красной нитки, я с облегчением вздохнула и толкнула тяжёлую стеклянную дверь аптеки.

Внутри было светло. На полочках между окон, зеркал и кадок с растениями разложены мешочки с какими-то травами, стояли разнообразные бутылочки.

Я невольно засмотрелась на всю эту красоту: в городке, куда я ходила, было гораздо скромнее.

— Чем могу быть полезен? — на меня с улыбкой взирал ученик аптекаря.

Пальто почти полностью скрывало моё платье, а браслет я не выставляла напоказ, так что он, наверное, принял меня за аверду, поэтому был так вежлив и предупредителен.

— Здравствуйте. Моя госпожа, норрина Доррана, заказывала у вас пару снадобий. К сожалению, она потеряла рецепт, но, может, вы отдадите мне её покупки? — я улыбнулась, стараясь держаться раскованно и непринуждённо. — Она вчера должна была забрать.

Ученик аптекаря хмыкнул, недоверчиво глянул на меня, но всё же отправился в подсобное помещение. Очевидно, свериться с амбарной книгой.

Я, как и подобает молоденькой служанке, подошла к зеркалу и сделала вид, что поправляю причёску. Так мне было удобно наблюдать за прилавком и скрывать волнение.

— Да, действительно, было заказано и оплачено. Противопростудный сбор, капли от нежелательной беременности и омолаживающая маска для лица. Расписку оставите?

— Конечно! — стараясь контролировать эмоции, я не спеша подошла к прилавку и написала на протянутом листе бумаги: «По поручению госпожи забрано из аптеки…» — далее следовал список предметов, число и неразборчивые каракули — кто сказал, что служанки грамотны?

Взяв чужие покупки, я попрощалась, а потом, будто вспомнив, обернулась:

— Совсем забыла, подруга просила купить ещё одну бутылочку капель. Ну, чтобы детей не было. Небольшую.

С замиранием сердца выложила на прилавок все нехитрые сбережения.

Капли мне продали, вроде бы не заподозрили. Видимо, свою роль я сыграла хорошо.

Спрятав бутылочку, вышла на улицу, где, переминаясь с ноги на ногу, меня ожидал печальный хыр с ворохом покупок. Судя по взгляду, мысли о свободе он отринул лет десять назад. Но бежать, наверное, пытался — иначе откуда эти шрамы?

А теперь покорный домашний раб.

Через пару минут, запыхавшись, к нам присоединилась Карен, заглянула в пакет из аптеки и предложила занести его на обратном пути в дом любовницы хозяина. Видимо, у них давняя связь, раз все слуги знают.

Хорошо, что не поддалась соблазну и не забрала бутылочку капель норины: они интересовали её в первую очередь.

Как ни странно, Доррана снизошла до того, чтобы взглянуть на меня, скупо поблагодарила и даже поинтересовалась самочувствием.

— Сашер вчера всю городскую стражу на уши поднял, мага из кабака вытащил. Думал, сбежала, а оказалось, что в переплёт попала. Хороший у тебя хозяин, молиться на него надо. Кстати, ты какую религию исповедуешь?

— Верю в Шоана.

— Не думаю, что у нас есть его алтарь, — хмыкнула норина, — разве что в трущобах. Ничего, найдёшь кого-то другого.

— Держи за труды, — она протянула мне пригоршню медных монет. — Передавай наилучшие пожелания хозяину, скажи, что я буду на балу в золотом: Пьякеш таки успела дошить платье.

Вернувшись в особняк хозяина, я преступила к выполнению своих непосредственных обязанностей — уничтожению пыли. Её оказалось немало, особенно на рамах картин, так что поручение уже не казалось мне лёгким.

Пришлось пару раз просить стремянку и подниматься в поднебесные дали.

На звук хлопнувшей двери я не обратила внимания. А зря!

— Выкрутилась, как вижу.

Я ойкнула и от неожиданности выронила тряпку.

Шоанез!

Осторожно обернулась, и убедилась, что слух не подвёл.

Больше не удостоив меня ни взглядом, он скинул пальто на руки слуге и велел доложить о себе хозяину. Потом подошёл к столику для писем и провёл по нему пальцем:

— Плохо работаешь. Избаловалась.

Я промолчала, опустив глаза. Начни я пререкаться, Шоанез обвинил бы меня в неуважении к норну.

Хоть столик уже протирала, прошлась по нему тряпкой ещё раз.

— Гривой своей протри, кобыла! — норн скривился, будто от меня пахло. — Обленилась, свободную из себя корчишь. Избаловал тебя Сашер! Или ты в постели так хороша? Тогда бы я с удовольствием одолжил тебя на пару ночей.

— Боюсь, я бы вам не понравилась, мой норн, — не выдержала я. — Я показалась бы вам жуткой неумехой, не достойной ублажать такого уважаемого благородного человека, как вы.

Шоанез одарил меня гневным взглядом, а потом неожиданно улыбнулся:

— Снова показываешь зубы?

— Пришёл? — раздался с лестничной площадки голос хозяина. Неприветливый, напряжённый.

— Что-то неласково ты встречаешь друга! — норн потерял ко мне всякий интерес и направился к хозяину. — А ведь мы давно не виделись. Как жизнь? Может, закатимся к Франческе, отметим встречу?

Хозяин проигнорировал его предложению и попросил подождать в кабинете. А потом, когда Шоанез скрылся из виду, неожиданно подошёл ко мне, пристально посмотрел в глаза и спросил:

— Кто тот мерзавец?

Я удивлённо переспросила:

— Кто, хозяин?

— Тот самый норн, который продал тебя в бордель.

Я низко опустила голову, не в силах ничего ответить. А хозяин нависал надо мной, будто статуя древнего грозного бога.

Попыталась уйти — не позволил.

— Зеленоглазка, это очень важно. Этот человек виновен в тяжком преступлении. И что-то мне подсказывает, что ты его запомнила, иначе бы не медлила с ответом. Боишься его?

Я кивнула и, юркнув за столик, сказала:

— Если я скажу, вы меня убьёте. Или отдадите квиту.

— Если ты будешь молчать, точно отдам. Ну?

— Это ваш друг, — упавшим голосом пробормотала я, закрыв лицо руками. Сейчас он меня ударит.

Но хозяин не ударил, и я решилась взглянуть на него сквозь пальцы. Хмурый, с насупленными бровями. На щеках гуляют желваки.

— Шоанез? — это был то ли вопрос, то ли утверждение.

Я кивнула, втянула голову в плечи и всхлипнула. Слёзы помогают смягчить наказание, тем более, расплакаться не составило большого труда.