Книга Песочные часы, страница 76 – Ольга Романовская

— Лей, — хозяин усмехнулся, проведя рукой по моим волосам, — ты капли у моей супруги крала?

— Какие капли? — изобразила удивление я.

— Те самые. Знаешь, хотя бы, что пила? Мирабель, что ты держишь в бельевом ящике?

Госпожа покраснела и ответила:

— То, что я ни за что пить не буду.

В недоумении взглянула на неё. То есть как, ей же нельзя беременеть!

— Ты принимала аналог озиза, Лей, только жидкий и концентрированный. Мирабель в своё время прописал врач, а я, зная о твоих наклонностях, попросил мага немного поколдовать над цветом и запахом. Ну, и этикетку сменить. И не напрасно: как выяснилось, твои шаловливые ручки до неё добрались.

— Змейка, какая же ты наивная! — он рассмеялся и поцеловал меня. — Поверить, будто Мирабель хранит капли в легкодоступном месте! Может, она до этого и держала, но после моей просьбы убрала туда, где ты не достанешь. Ну что, сердишься? Тебе вредно, да и не за что: хорошо же было. Скажешь, нет? Это же не наркотик, а всего лишь способ раскрепощения женщины в постели. Норине Тиадей он бы тоже не помешал.

— Разве можно при посторонних говорить о таких вещах? — щёки Мирабель стали пунцовыми.

— Лей не посторонняя.

Норн удобно устроил меня на диване, подложив голову себе на плечо:

— Может, хочешь лечь? Всё ещё тошнит?

Молчала, пытаясь осмыслить его слова. То есть я всё это время пила вовсе не капли? Тогда… Шоан, неужели беременна? Поэтому меня и тошнит, поэтому хозяин так ласков, смотрит с такой любовью. Радует, что в глаза, а не на мой живот.

Точно, какая же я идиотка! Со всеми этими недомоганиями пропустила задержку, думала, что от нездоровья.

Вот и решилась дилемма, Иалей, у вас будет ребёнок. Только я желала родить его по своей воле.

Резко скинула с себя руку норна и выпрямилась. Мысли лихорадочно метались в голове.

— То есть вы, хозяин, обманом решили проблему с наследником? — спросила резко, даже грубо, но иначе не могла. Сейчас я на него злилась: не я выбирала, не я решала.

— Каким же обманом? Капли ты пила сама, они тебя в мою спальню не гнали, беременность не провоцировали. Я уж молчу про твою ложь: ты клятвенно заверила, что бутылочка с отравой закончилась, и, нарушив запрет, украла капли госпожи. Красивый поступок? То-то же! Завтра придёт врач, осмотрит и подтвердит или опровергнет мои догадки. А теперь вернёмся к столу: тебе нужно хорошо питаться.

— Спасибо, хозяин, я не голодна.

— Лей, перестань! Если всё ещё тошнит — это одно дело. Тогда приляг, тебе постелют в одной из гостевых. В Угловой, думаю, удобнее всего. Всё, что нужно, принесут туда, отныне будешь там жить. Но если ты из обиды и упрямства…

Хозяин встал, обнял и прошептал на ухо:

— Скажи, Змейка, ребёнок от меня — это так противно? Я так дурно к тебе отношусь, постель была для тебя тяжкой повинностью? Что покраснела? Помнишь то же, что и я? Ребёнок — это такое счастье, солнышко, твой ребёнок! Через столько времени!

Не стесняясь жены, он поцеловал меня, ещё раз погладил живот и, улыбаясь, увёл обратно в столовую.

Норина Мирабель последовала за нами. Её лицо красноречиво говорило о том, что она думает об открытом проявлении нежности ко мне со стороны супруга: я видела лёгкое раздражение, горечь, и недоумение. Однако когда норн провозгласил тост за будущего Тиадея, выпила и сухо поздравила, вызвавшись во всём помогать. Разумеется, я отказалась, сославшись на то, что всего лишь рабыня, но осеклась, почувствовав взгляд хозяина. Короткий возмущённый взгляд.

После, держа кувшин с водой (норн отпустил спать, но я не чувствовала себя настолько усталой, чтобы не задержаться на пару минут), с замиранием сердца спросила:

— Вдруг я рожу не мальчика?

— Неважно, — он поцеловал меня, — сейчас это совсем неважно. Главное, что ты носишь под сердцем ребёнка. Что ты к нему испытываешь?

— Ничего, — предпочла честность.

Я всё ещё не свыклась с мыслью о том, что беременна, ощущала растерянность, страх и обиду.

С другой стороны, хозяин столько всего мне простил, любит, неплохой человек, по-своему несчастный, я неплохо к нему отношусь… И беременность мне выгодна: исполню заветное желание норна, заслужу благодарность. Только не хотелось, чтобы она стала крушение моей мечты. Сбежать в последующие девять месяцев (или сколько там осталось?) не смогу: дети для хозяина — самое дорогое, его собственная мечта, и он позаботится о том, чтобы она осуществилась, и не где-нибудь, а в Арарге.

Не успела поставить кувшин на полку, как меня принялись целовать.

Никогда ещё не видела хозяина настолько счастливым, поэтому, наверное, и опешила, пустила всё на самотёк.

Он был так нежен, называл «солнышком», «милой». Приятно чувствовать себя человеком, а не безликим зелёноглазым существом. А тут ещё вечные испуганные: «Тебе нехорошо? Тебя снова тошнит?». Такая искренняя забота — и немного глуповатый вид. Будто мне подменили хозяина, а я уже не торха.

Угловая гостевая не потребовалась: заснула в постели норна. Правда, за ласками и поцелуями ничего не последовало: он хотел, но почему-то не стал. Видимо, понял, что я не в том состоянии, чтобы доставить удовольствие. Знала, что мучился, вставал, отодвигался, пристально смотрел, но ничего не могла с собой поделать.

Пришедший около полудня врач подтвердил, что я беременна, и сказал, что ориентировочно малыш должен появиться на свет в конце апреля — начале мая.

Хозяин радовался, даже заплатил за визит больше, чем следовало, а я сидела и пыталась понять, что чувствую. Растерянность не прошла, а, наоборот, усилилась.

Заглянула норина Мирабель, поставила на столик флакон с какой-то жидкостью, сказав, что она помогает бороться с тошнотой.

Села в кресло напротив постели (теперь было и такое, а ещё ковры, картины, камин, окно — словом, куча вещей, которые и не снились убогой коморке) и долго смотрела на меня, будто впервые видела, а потом сказала:

— Что ж, Сашер так ждал этого малыша. Я рада за него.

Госпожа отвернулась. Характерно дрогнули плечи.

Встала, осторожно подошла к ней — так и есть, плачет.

— Почему ты? Почему всё тебе? — в голос разрыдалась норина. — Любимый ребёнок, наследник, а у меня ничего…

— У вас есть норина Ангелина, госпожа, — напомнила я.

Неужели снова начались истерики, неужели Тьёрн её не вылечил? А ведь обещал…

— Она девочка, — с тоской протянула норина, вытащив носовой платок. — Я её очень люблю, но она девочка. И не нужна отцу.

— Что вы такое говорите?! — ужаснулась, присев на корточки возле неё. — Как может хозяин не любить свою дочь? Она же такая красавица, так на вас похожа.