Онлайн книга «Страница номер шесть. Член общества, или Голодное время. Грачи улетели»
|
Снег окончательно капитулировал перед мраком, отражать ему было нечего – то ли туча заволокла небо, то ли что-то еще. Поразительна была внезапность этого состояния – словно зашли за предел. Швейцария, что ли? – подумалось Чибиреву, который впервые физически ощутил, что такое настоящая граница. Так вот она какая, Швейцария! Дороги не стало. Она просто слилась с единым ландшафтом. Потеряла себя. Ушла под общий снег. Всюду он одинаково ровен. Чтобы понять это, не надо глаз. Остановились. – Какие будут идеи? – спросил Дядя Тепа. – Убить тебя. Принести в жертву местным богам. Это сказал Щукин. – А конструктивные? – Пойдем обратно, – попросил Чибирев. – Надо же выбираться из этой ямы. – То есть снова наверх, – недовольно произнес Дядя Тепа. – Как хотите. Зажурчало: он отливал. Щукин и Чибирев последовали его примеру. Тронулись в обратный путь. Они прошли не одну сотню шагов, а из области мрака и холода все не могли выйти. Граница словно отступала перед ними. Зона, в которую они умудрились попасть, словно перемещалась пятном, отслеживая их движение. «Швейцария» не отпускала Чибирева. Щукину мерещился взгляд на себе, слепой и морозящий. Дядя Тепа думал о заначке. Бутылка «Горбачева» будет стоить в ночном магазине пятнадцать марок. И вдруг отраженным остуженным светом о себе напомнило солнце – месяц прорвался сквозь тучи, тонкий и остроконечный. Месяц едва не лежал на спине, и эта несколько утрированная опрокинутость удивила Щукина, но не сильно, потому что он знал о себе, что ни черта не смыслит в астрономии. Как и большинство образованных людей, размеры месяца на небе и ориентацию его концов Щукин ошибочно объяснил бы падением тени Земли, когда бы его спросили об этом. Поскольку его никто не спрашивал, он и не задумывался о таких пустяках. Однако в том, что месяц едва не лег на спину, он был готов сейчас, без чьих-либо вопросов, различить проявление германской специфики. «Швейцария» сползла со спины Чибирева; не мудрствуя лукаво, он зацепился взглядом за небесную загогулину и почувствовал, что легче идти. Так бывает проще переносить стоматолога, уставясь на какую-нибудь неоднородность на потолке или мелкий предмет вроде прищепки для занавески. Месяц был замечателен. Молодой, заходящий, вот-вот скроется с глаз. Удельной кромкой Луна так сильно сияла, словно до сих пор не могла насияться за неделю прошедшего безлуния. Или впрок до завтрашней ночи. Стало не просто светлее – как-то одухотвореннее. Первым повеселел Дядя Тепа. – Если вы такие умные, объясните, пожалуйста, что это за дорога, по которой мы с вами идем? – А ты пораскинь мозгами, – Щукин сказал. – Полезно. – Эта дорога, – сказал Чибирев, – примыкает к нашей дороге, по которой мы поднимались. Надо было идти наверх, и мы бы вышли на нашу дорогу. А ты нас повел вниз, и мы пришли черт знает куда! Пропустив упрек мимо ушей, Дядя Тепа спросил: – Почему же, когда мы поднимались по нашей дороге, не заметили этой дороги, которая, как ты говоришь, примыкает к нашей дороге, по которой мы поднимались? – Вот почему, – снова заговорил Щукин. – Потому что мы не смотрели по сторонам. Потому что мы невнимательны, нелюбопытны. Мало ли почему! – Я догадываюсь, куда мы придем, – сказал Чибирев. – Помните, когда мы поднимались, была ложбинка. (Он имел в виду то место, где задумался о второй производной в точке перегиба.) – И ты видел, как в той ложбинке к нашей дороге примыкала вот эта? – Я ничего не видел. Я только догадываюсь. – Приятно с вами беседовать, – сказал Дядя Тепа и замолчал. Они повернули налево, и месяц скрылся из вида. Снег под ногами скрипел все громче и громче, и каждый слышал свое. Дядя Тепа – авангардную музыку, не совсем атональную, даже, пожалуй, с мелодией; единолично присвоив себе авторство всего произведения, он, шагая, ощущал себя композитором, а кроме того – дирижером. Щукину слышалось что-то вроде дискуссии: щукинский скрип раздраженно отвечал на скрип чибиревский, скрип Дяди Тепы бойко спорил с обоими. Чибиреву представлялось гигантское существо, железными челюстями перемалывающее полтонны хрустящего картофеля (не так давно похожий продукт стали называть в России чипсами). – Жрать хочу, – сказал Чибирев. – Домой хочу. Мне холодно. – Когда двое с зоны бегут, – сказал Щукин, – берут третьего. Чибирев недолго молчал. – Я знаю! Я знаю, кого мы сожрем. – Да вы без меня в этой стране двух шагов сделать не можете! Лучше не прозевайте место, где мы съехали на эту дорогу! Хотя месяц и скрылся из вида, место, где они съехали на эту дорогу, не прозевалось – дошли по неотчетливо различимым следам. Дядя Тепа объявил привал, который правильнее было бы назвать простоем, потому что курили, естественно, стоя – за отсутствием возможности к чему бы то ни было привалиться. Дядя Тепа взял слово: – Так вот что я скажу вам, коллеги. Дорога, на которой мы с вами стоим, иными словами, вторая дорога, не обязана нас выводить на первую дорогу, по которой мы поднимались. Эта вторая дорога, на которой стоим, может пролегать между нижним и верхним витками нашей первой дороги, нигде с ними не соприкасаясь. Скорее всего, она доведет нас до самого верха горы! До самого верха! – Нет! – возразил Щукин. – Дороги должны пересечься! – В том-то и дело, что как раз не должны! – Чушь! – Теоретически он прав, – сказал Чибирев. – Представь спираль, вложенную в спираль. Они не пересекаются. – Ну зачем же все так усложнять? При чем тут спираль?!. Какого хрена две дороги наверх? – Две дороги из разных точек, потому их и две, – объяснил Дядя Тепа. – Ты видел мачту на горе? Ты видел, чтобы с площадки, на которую привела наша дорога, был бы путь к мачте? Не было его! Потому что дорога ведет к этой мачте с другой стороны горы, и это как раз та самая дорога, на которой мы сейчас стоим! Щукин опешил: – Ты хочешь сказать, что, если мы будем продолжать подниматься по этой дороге, мы опять взойдем на самую верхотуру? – Именно так. Мы придем к этой долбаной мачте. – Я тогда сброшусь с горы! – Давайте решать. Или мы снова поднимаемся на эту идиотскую гору и уже там, поверху, переходим на нашу первую дорогу, а потом спускаемся по ней вниз, или... – Или? – Или мы повторяем опыт. – Какой еще опыт? – возмутился Щукин. – Никаких опытов! – Прошу внимания. Отвечайте. Щукин, ты хочешь еще раз на гору? |