Онлайн книга «Люди желтых плащей»
|
– Он там? – задаю вопрос, ни к кому конкретно не обращаясь. Мне отвечает Михась: – Да. Как только начало светать, он встал, забрал спальник и устроился под столом. – Почему сразу меня не разбудили? – Хотели дать тебе чуть-чуть отдохнуть. Он же никого не трогал, построил себе домик и залез туда. Потом уснул, мы слышали, как он храпит. А пять минут назад проснулся и давай тебя звать. Звучит ужасно. Как будто мы говорим о каком-то диковинном домашнем зверьке. – А сейчас чего не зовёт? – Ну, мы сказали, что ты подойдёшь… – тут Михась запинается, неуверенно глядя на меня: – Ты же подойдёшь? – Дурацкий вопрос. Конечно, подойду. Неожиданно я понимаю, что боюсь. Боюсь узнать, что ждёт меня за стенкой этой халабуды. Или кто… Поколебавшись секунду, делаю первый неуверенный шаг. 09:25 – Женя? Ты тут? – Да, тут. Голос вроде бы нормальный. Обычный. Немного приглушенный матерчатой перегородкой, но я узнаю его. У меня чуть отлегает от сердца. – Можно я приподниму одеяло? – Нет, нельзя. Следует подкатываться аккуратно, неспешными волнами. – Могу я узнать, почему? – Свет режет мне глаза. Можно было догадаться. Я ведь помню, как он шарахался от луча фонаря. – Хорошо. Тогда разреши мне залезть к тебе. Пауза. Он напряжённо размышляет. Потом: – Максим… я ведь нормальный. – Я знаю. Я это знаю. Можно мне войти? Вместо ответа одеяло чуть приподнимается, как бы приглашая меня пролезть в образовавшуюся щель над полом. Опустившись на четвереньки, я залезаю в нашу первую халабуду, построенную спустя десять лет после возведения последней. 09:30 Внутри жарко и душно, и я не сразу понимаю, что причиной тому сам Женя. Брат источает тепло, как батарея. Чуть позже я узнаю, что его нормальная температура тела теперь равна сорока градусам, пульс в покое превышает сто ударов, частота дыхания как минимум вдвое больше обычной. И этот новый запах его кожи – резкий, отталкивающий. «Запах вируса…» Однако сам Женя выглядит куда лучше, чем ночью. В полумраке халабуды я могу разглядеть его черты. Он очень худ, но уже не напоминает постояльца концлагеря. Костлявое иссушенное лицо снова округлилось, кожа набрала влаги и посвежела, с губ сошла лихорадка, а глазам вернулась ясность. А ещё в них поселился блеск, которого доселе там не было. Так блестят глаза наркоманов или безумцев. Если бы не этот блеск, его облик почти ничем не отличался бы от привычного. – Как себя чувствуешь? Женя смотрит на меня настороженно, словно ожидает, когда же я оттолкну его и с воплями ужаса брошусь вон из халабуды. Поняв, что делать этого я не собираюсь, осторожно отвечает: – Хорошо. Даже очень. – Вот как? И ты совсем не помнишь, что было ночью? – Почти ничего. Я помню, что говорил с тобой. Кричал и куда-то бегал… – Бегал? Ну… можно и так сказать. А как вообще состояние? Что-нибудь болит? Женя отчаянно мотает головой: – Я же говорю, чувствую себя отлично! Ничего не болит, сил хоть отбавляй. А ещё я очень, ну просто очень хочу жрать! Немного ошарашенный таким заявлением, я не сразу нахожу, что ответить. – Ну, пожрать у нас найдётся. Но сначала тебе придётся выйти отсюда. – Ну-у, не хочу, – в голосе брата капризный ребёнок. – Принеси мне еду сюда! – Нет, так не пойдёт. Мы же не сможем таскать тебя повсюду в твоей халабуде, как в паланкине. – Но свет режет мне глаза, сильно режет! Ничего не вижу, всё слезится, двоится. И как-то… шумит. – Шумит? – Ну, да. В голове. Это, наверное, из-за лекарства? Возможно. Но я почему-то склоняюсь к другой точке зрения. И она вряд ли понравится Жене. – Вполне вероятно, – уклончиво отвечаю я. – Но тебе надо привыкать к своему новому состоянию. Если не хочешь провести здесь остаток жизни, придётся перебороть свою светобоязнь. С полминуты Женя размышляет над моими словами. – Хорошо, Максим. Давай попробуем. Его лицо вдруг озаряет улыбка: – О господи, чёрт, я так рад, что остался жив! Спасибо тебе! Спасибо! Я перед тобой в долгу! Его приподнятое настроение делает моё, и без того мрачное, ещё мрачнее. Не слишком ли он спешит с благодарностями? В ответ я только сдержанно киваю: – Забей, всё нормально. Пошли. 09:38 Женя зажмуривается, и я вывожу его из халабуды за ручку, точно маленького. Вано, Арт, Михась и Витос наблюдают за нами у окна, затаив дыхание. Я поворачиваю Женю лицом к ним. – Ладно. Открывай глаза. Под чёрной, всклокоченной, точно у отряхнувшегося от воды шпица, шевелюрой вспыхивают два блестящих глаза. – Ай! – Женя прикрывает лицо ладонью и отворачивается. – Там как будто прожектор! – Это всего лишь окно. И дневной свет. Кстати, на улице довольно пасмурно. Что же с тобой будет, когда мы выйдем из помещения? – Не знаю. Значит, не выйдем! – в голос брата опять вернулся капризный ребёнок. – Мне больно! В ушах шумит… Ловлю на себе встревоженный взгляд Михася. Я знаю, что означает этот взгляд, и мои подозрения только крепнут. – Щас, погодите! – Арт бросается к одной из сумок, принесённых нами из машины. Покопавшись в ней с минуту, извлекает солнцезащитные очки с круглыми зеркальными стёклами. – На вот, надень, будет полегче. Он передаёт очки мне, поглядывая на Женю так, словно даст дёру, стоит тому громко пукнуть. Брат надевает очки и издаёт возглас облегчения: – О-о-о, так гораздо лучше. Спасибо, Арт. – Да… не за что, Базилио. Друзья встречают Женю улыбками и ободряющими подшучиваниями, однако от меня не ускользает тот факт, с какой внутренней, почти неуловимой неприязнью они пожимают его руку. Так в «Филадельфии» Джо Миллер пожимал руку Эндрю Бэкета, узнав, что у того СПИД. – Витос, Арт, организуйте на стол, – говорю я. – Джону надо подкрепиться. Видите, каким голодными глазами он смотрит на Ваню? Шутка удалась: помещение офиса взрывается смехом. Однако шутка несла в себе двоякий смысл, и его разглядели все присутствующие. В адрес брата уже летят недоверчивые взгляды. Пожалуй, впредь стоит следить за языком. |