
Онлайн книга «Республика воров»
Локк старательно вывел цифры на грифельной доске, повернул ее к отцу Цеппи и объявил: – Четырнадцать. – Отлично! – кивнул Цеппи. – А теперь прибавь двадцать один к тринадцати. – Вперед! – воскликнул Галдо, передвигая одну из фигур по клеточкам игральной доски. – Вперед, за короля Галдо, не щадя живота своего! – Тут-то он голову и сложил, – ответил Цеппи, делая ответный ход. – Пока вы там бьетесь не на жизнь, а на смерть, я подходящую песню вспомнил, – заметил Кало и, перебирая струны мандолы, высоким голосом негромко затянул: Из славного Каморра к холму Священных Врат Трехтысячное войско отправилось в поход. Две тысячи героев в сырой земле лежат, А кровь их обагряет бескрайние поля… Галдо кашлянул, задумчиво разглядывая фигуры на доске, и присоединился к брату; их голоса тут же сплелись в идеальной гармонии: Из славного Каморра к холму Священных Врат Помчался храбрый герцог на боевом коне. И всадник, и скакун в сырой земле лежат, А кровь их обагряет бескрайние поля… Из славного Каморра к холму Священных Врат Сто лиг по бездорожью, туда, где до сих пор Каморрские герои в сырой земле лежат, И кровь их обагряет бескрайние поля… – Великолепное исполнение не делает лучше дурацкую балладу, сложенную глупцами в оправдание безумного старика, – поморщился Цеппи. – Ее в каждой таверне поют, – возразил Кало. – Так и было задумано, – сказал Цеппи. – Эта душещипательная песенка прославляет бессмысленную бойню. В свое время я был одним из этих трех тысяч, так что почти все мои старые друзья сейчас в сырой земле лежат. Лучше спой нам что-нибудь повеселее. Кало задумчиво закусил губу, настроил мандолу и лихо затянул: К пастуху как-то в гости простушка пришла, Он и рад показать ей красоты села: «Вот коровка, собачка и козочка тут, Ходит вол под ярмом, куры яйца несут. Конь и к плугу привык, и с уздою знаком, Ну а ты подружись-ка с моим петушком… – О боги, где тебя этому научили?! – ухмыльнулся Цеппи. Кало захохотал во все горло, а Галдо тут же невозмутимо подхватил следующий куплет: Кто встает на заре, кто размерами горд, А вот мой петушок и задорен, и тверд, И вдобавок всех прочих усердней в трудах! Приласкай же его, чтоб совсем не зачах…»
[2] Гулко хлопнула потайная дверь, ведущая в подземное логово Древнего стекла. Отец Цеппи вскочил из-за стола, а Кало и Галдо бросились к кухонным ножам. Локк сполз с табуретки и прикрылся грифельной доской, как щитом; разглядев, кто вошел на кухню, он непроизвольно разжал пальцы, и доска с грохотом упала на половицы. – Ох, а мы тебя так рано не ждали! – обрадованно воскликнул Цеппи. Посреди кухни стояла Бет – подросшая, с темно-русыми волосами, собранными в хвост. Бет. Живая и невредимая. 3 – Не может быть, – ошеломленно пролепетал Локк. – Ты же умерла! – Еще как может. В конце концов, я здесь живу. – Бет бросила к ногам коричневую кожаную сумку и, вытянув ленту из волос, тряхнула головой; русые пряди рассыпались по плечам. – А ты кто такой? – Я… а ты меня не помнишь? – Тебя? Несказанная радость Локка сменилась горьким разочарованием. Пока он лихорадочно соображал, как лучше ответить, Бет, приглядевшись, удивленно воскликнула: – О боги, да это же Ламора! – Он самый, – подтвердил Цеппи. – Вы и его купили? – По дешевке. Обед в харчевне дороже обходится. Да, твой бывший хозяин мне его сам предложил, – улыбнулся Цеппи, с отцовской гордостью взъерошив русые пряди Бет. Она почтительно поцеловала ему руку. – Но все же говорили, что ты утопла! – не унимался Локк. – Ага, – кивнула она. – А почему тогда… – У нашей Сабеты весьма любопытное прошлое, – пояснил Цеппи. – Чтобы объяснить ее исчезновение с Сумеречного холма, пришлось небольшое представление устроить, следы замести. Бет… Сабета… За время, проведенное с Безглазым священником, Локк не раз слышал это имя и теперь чувствовал себя полным придурком из-за того, что сразу не сообразил, о ком идет речь. Но он ведь думал, что она умерла… Восторг, безмерное удивление, стыд и досада внезапно сменились жаром в животе: Бет жива и живет здесь, у Цеппи! – А куда… а где ты была? – спросил Локк. – Училась, – ответила Сабета. – И как ученье? – полюбопытствовал Цеппи. – Госпожа Сибелла говорит, что я, в отличие от прочих каморрских учениц, менее вульгарна и неуклюжа. – А ты… э… значит… – промямлил Локк. – Великая похвала в устах расфуфыренной старой грымзы, – заметил Цеппи, не обращая внимания на Локка. – Вот мы сейчас и проверим. Галдо, пригласи Сабету на бергамаску. Complar entant. – Может, не надо, а? – заныл Галдо. – Хороший вопрос. Может, тебя и кормить не надо? Галдо торопливо направился к Сабете и отвесил преувеличенно церемонный поклон, едва не задев носом половицы. – Досточтимая сударыня, я покорен вашими чарами. Не позволите ли пригласить вас на танец? Мой покровитель уморит меня голодом, если сочтет, что вся эта хренотень мне не по нраву. – Как был мартышкой, так ею и остался, – улыбнулась Сабета. Они с Галдо вышли на свободное пространство у стола. – Кало, будь так любезен, обеспечь музыкальное сопровождение, – попросил Цеппи. – Да-да, конечно, – кивнул Кало, провел рукой по струнам мандолы и начал играть быструю ритмичную мелодию. Галдо и Сабета двигались слаженно, вначале медленно, а затем все убыстряя темп. Локк завороженно следил за сложным узором чинного танца – ничего подобного в тавернах не увидишь. Каждая фигура сопровождалась мерным четырехкратным стуком каблуков; танцоры сплетали руки, кружились, расходились, менялись местами, но все время отбивали четкий ритм. – Этот танец очень популярен среди знати, – объяснил Цеппи Локку. – Все танцоры встают в круг, распорядитель бала выбирает из них пару, которая танцует в центре круга. За малейшую ошибку полагается своего рода наказание – романтическое подшучивание или еще что. В общем, милые забавы… Локк его почти не слушал – все его внимание сосредоточилось на танцующих. Галдо двигался с быстротой и ловкостью, свойственной тем обитателям Сумеречного холма, кто, в отличие от Беззуба, приспособился к тяготам сиротского существования. А в Сабете сквозила врожденная грация; в танце ее колени и локти как будто исчезали, и вся она превращалась в скользящие дуги, изящные арки и непринужденные круги. Щеки ее раскраснелись, в алхимическом свете люстры русые пряди отливали золотом, и зачарованному Локку казалось, что они ярко-рыжие… |