Онлайн книга «Республика воров»
|
Архимаги тоже встают и уходят, однако Жан/Терпение продолжает сидеть, глядя в озерцо грезостали посреди чертога. Он/она чувствует на себе взгляд Сокольника. «Матушка, вот уж вашего согласия я никак не ожидал». «Если уж ты не лицемер, то и меня лицемеркой не назовешь». Жан/Терпение проводит ладонью над поверхностью грезостали, с призрачных пальцев срываются теплые струйки воздуха. Серебристый металл подергивается рябью, зыбкие волны обретают четкие очертания, и через несколько мгновений в грезостали появляется некое подобие Каморра: величественная громада Пяти башен высится над островами, усеянными зданиями поменьше. «Отсутствие причины запретить – не повод оправдать». «Как вам угодно». «Хотя бы выслушай мой совет…» «Если это действительно совет». «Не отправляйся в Каморр. Договор не просто сложен, он чрезвычайно опасен». «Так я и думал. Договор опасен? Но ведь в списке врагов Лучано Анатолиуса мое имя не значится». «Опасен не для неодаренных. Опасен для тебя лично». «Ах, матушка, мне не понять, что за игру вы ведете – то ли слишком простую, то ли чересчур путаную. Неужели это снова ваш пресловутый дар предвидения вещает? Странно, что он срабатывает всякий раз, когда у вас возникает желание мне помешать». Сокольник вытягивает руку над грезосталью, и Пять башен исчезают, растекаются серебристым озерцом. Поверхность грезостали снова рябит, а потом замирает зеркальной гладью. Сокольник удовлетворенно улыбается. «Увы, оратор, в один злосчастный день ваша гордыня вас погубит». «Давайте продолжим обсуждение моих недостатков после того, как я вернусь из Каморра. А пока…» «Боюсь, другой возможности нам больше не представится. Прощай, Сокольник». «Прощайте, матушка. Как вам известно, я люблю, чтобы последнее слово всегда оставалось за мной». Он направляется к выходу. Вестриса, чуть наклонив голову, устремляет на Жана/Терпение безжалостный, холодный взор и отрывисто клекочет, будто презрительно насмехается. Два дня спустя Сокольник уезжает в Каморр. Через несколько месяцев он оттуда вернется, но уже не сможет произнести ни единого слова. 5 – О всевышние боги, – прошептал Жан, ощутив под ногами надежную палубу «Небесного скорохода»; глаза слезились, как от резкого ветра, но привычный вес и форма тела внушали уверенность. – Безумие какое-то. – Первый раз всегда тяжело, – заметила Терпение. – Кстати, вы прекрасно справились. – И часто вы этим занимаетесь? – спросил Жан. – Не часто, но бывает. – Надо же! – изумленно выдохнул Локк. – Вы воспоминаниями друг с другом обмениваетесь, будто камзолы меняете. – Все гораздо сложнее, – улыбнулась архидонна. – Для этого требуется особая подготовка и чуткое руководство. Просто так воспоминания не передать, точно так же, как прикосновением вадранскому не обучить. – Ka spras Vadrani anhalt. – Да, мне известно, что вы по-вадрански говорите. – Сокольник… – пробормотал Жан, протерев глаза. – Сокольник! Подумать только. Терпение, вы же могли его остановить. Вы же хотели его остановить! – Хотела… – Архидонна устремила взгляд вдаль, на воды Амателя, словно позабыв об остывшем чае. – Значит, Сокольник – из тех, что настаивают на своей исключительности, верно? – уточнил Локк. – Вместе с этой, как ее там – архидонной Предвидение, да? А тут удачный договор предложили, чтобы все расчехрыжить на фиг, как в Терим-Пеле. Если бы вашему драгоценному сыночку это удалось – а ему ведь почти удалось, между прочим, – то это бы безмерно упрочило его репутацию и усилило бы его сторонников. Я все правильно понял? – Да. – И вы отпустили его в Каморр?! – Сначала я хотела воздержаться, но едва он заявил о своем желании… точнее, о своем намерении взяться за исполнение договора, я поняла, что из Каморра он невредимым не вернется. – Вы что, это предвидели? – В некотором роде. Есть у меня такой дар… – Терпение, позвольте мне задать вам вопрос очень личного характера, – сказал Локк. – Не из вредности, а потому, что с помощью вашего сына убили четверых моих близких друзей. Так вот, мне хотелось бы понять… – Почему у нас с сыном такие непростые отношения? – Да-да, вот именно. – Он меня ненавидел… – со вздохом ответила Терпение, до боли сжав руки. – И до сих пор ненавидит, даже в тумане безумия. Его ненависть так же сильна, как в тот день, когда мы с ним расстались в Небесном чертоге. – Из-за чего? – Причина проста, но объяснить ее сложно. Для начала я расскажу, как маги выбирают имена. – Сокольник, Корабел, Хладнокровие и прочие? – осведомился Жан. – Да. Эти имена называют серыми, потому что они зыбкие и неосязаемые, как туман. Серое имя маг выбирает в день получения первого кольца. К примеру, Хладнокровие назвался так в честь своих северных предков. – А как звали вас до того, как вы стали Терпением? – спросил Жан. – Белошвейка, – едва заметно усмехнулась она. – Серые имена не отличаются выспренностью. Так вот, существует еще один вид имени – алое имя. Алое, или подлинное, имя неразрывно связано с плотью и кровью носителя, его невозможно изменить. – Как вот мое, – буркнул Жан. – Совершенно верно. Важно помнить, что способность к магии не передается по наследству, как ни старайся. Картенские маги убедились в этом лишь после долгих лет напрасных вмешательств в свою личную жизнь. – И что же вы делаете с… с вашими неодаренными детьми? – полюбопытствовал Жан. – То же, что и все, болван вы этакий! Окружаем заботой и лаской, любим и воспитываем, как и положено родителям. По большей части они живут в Картене, но многие переезжают в дальние края и там работают на нас. А вы что, решили, что мы их на костре сжигаем, да? Или что похуже? – Ох, да я просто так спросил! – в сердцах проворчал Жан. – А откуда одаренные дети берутся? – спросил Локк. – Обученные маги чувствуют природный дар, – объяснила Терпение. – Мы разыскиваем одаренных малышей, переселяем их в Картен и воспитываем среди нас. Разумеется, иногда приходится подменять их ранние воспоминания – для их же блага. – Но Сокольник – ваш родной сын, – заметил Локк. – Вы же сами сказали. – Да. – Значит, его дар – большая редкость? – За четыреста лет родилось всего пять таких детей. – И отец его был магом? |