Онлайн книга «Белый квадрат. Захват судьбы»
– Понятия не имею, – честно признался он. – Мой учитель был японцем, значит, что-то японское. – Японец писал на польском? – не поверила Варя. – Он был очень образованным и полжизни прожил в Европе, – стал объяснять Спиридонов. – Он даже учился во Франции, в Сорбонне. – Расскажите мне эту историю! – У Вари загорелись глаза. – Не сейчас, – ответил Спиридонов, отходя к зеркалу причесаться. Волосы почему-то не хотели ложиться ровно. – История длинная. – А что за коробочка? – продолжала допытываться Варя. – Японская, для завтрака, – ответил Спиридонов. – У меня там револьвер. Об остальном содержимом коробочки он умолчал. – Здорово! – восхитилась Варя. – А что за блокнотик? – Много вопросов задаешь, пичужка, – засмеялся Спиридонов, обернувшись к ней и взяв ее лицо двумя пальцами за подбородок. – Посмотри, как у меня волосы лежат, а то в этом зеркале все кажется, что криво… – Это потому, что зеркало в темной части комнаты, – ответила Варя и, осмелившись, поправила ему непослушную прядь. – Давайте его в эркер перевесим? – А оно там не закоптится? – всерьез обеспокоился Спиридонов. – От курева моего? – А вы бы курили поменьше, – с простодушным кокетством не упустила своего Варя и рассмеялась, продемонстрировав остренькие зубки. * * * В Большом театре давали «Саломею» Рихарда Штрауса. Для Вари, никогда не видевшей музыкальных спектаклей, эта драма из библейских времен действительно была как волшебная сказка – прекрасные декорации, ослепительные костюмы и голоса, создающие чарующе-напряженное действие. Сказка непонятная – опера была на немецком, но Спиридонов, видя интерес в глазах Вари, взялся переводить ей, обнаружив, кстати, что изрядно подзабыл немецкий. Однако изначальную библейскую историю он знал, потому там, где не мог перевести, вспоминал и додумывал. Музыкальная драма на Варю подействовала удивительным образом: очень оживленная в начале, она становилась все задумчивее и грустнее, а в конце едва не заплакала, во всяком случае, глаза ее подозрительно заблестели. Спиридонов не стал спрашивать, что с ней, было и так понятно, да к тому же он заметил Колю Власика с молодой женой, поздоровался – и поспешил увести Варю прочь. Во избежание ненужных вопросов, да той и самой хотелось на свежий воздух. Они решили прогуляться пешком и пошли по Малой Дмитровке. Сначала молчали, затем стали обсуждать оперу. На удивление, Варя, без знания языка и библейской истории, только со слов Спиридонова, поняла гораздо больше, чем можно было бы ожидать. Хотя герои оперы у нее никак не ассоциировались с библейскими персонажами. – Жаль его, конечно, – рассуждала Варя. – Но ее мне тоже жаль. – Почему? – не утерпев, спросил Спиридонов. Он хотел слышать, что она скажет. Любому, наверное, жаль эту юную, прекрасную деву, пусть она и Саломея… Но ему было интересно мнение Вари. Через минуту он пожалел об этом. – Потому что любить без взаимности, без надежды быть вместе – это так больно, – ответила Варя, и боль, о которой она говорила, отразилась в ее глазах ярче, чем свет электрических фонарей. – Она не заслужила этого! Она была молодая, прекрасная, она все бы пожертвовала для него. Что ему стоило дать ей хоть немного места в своей жизни? Пусть не жены, не любовницы, пусть просто… «Помощницы?» – неловко добавил мысленно Спиридонов и испугался. – Он думал, что это его осквернит. Он был пророком… – сказал он вслух. – Она б не посмела, – с жаром возразила Варя. – Она бы берегла его святость всеми силами, на какие была способна! Да и может ли любовь осквернить? Христос не прогнал пришедшую к нему блудницу, почему же этот прогнал? Может ли любовь осквернять? – А может ли любовь убивать? – тихо спросил Спиридонов. Варя ответила ему не сразу: – Она, должно быть, сошла с ума… – тихо сказала она. – От горя разум-то и потеряла. Хорошо, что ее убили. Она не могла бы жить с этим, это было бы невыносимо! Спиридонов ничего не сказал. Они пересекали Страстную площадь, и он машинально нашел глазами окно Ощепковых. Окно было темным, но это ничего не значило. «Зря я повел ее в театр», – подумал Спиридонов. В этот момент он понял кое-что, в чем не хотел себе признаваться. Понял, что после этой проклятой оперы просто не сможет отстранить ее от себя. Ты можешь не верить в Бога, но у Бога могут быть на тебя другие планы. Внезапно Спиридонов спинным мозгом почувствовал, что все не случайно, что все события жизни, словно ступеньки лестницы, куда-то ведущей, составляют единое целое. Вот только куда ведет его эта лестница? Ему стало страшно. Страстной парк был темен, на темных небесах в слабом свете тонкого серпика убывающей луны облака казались черными, словно кляксы. Кажется, это почувствовала и Варя. Она прижалась к Спиридонову всем телом и прошептала: – Мне страшно. Словно вот-вот случится что-нибудь нехорошее. Спиридонов хотел было успокоить ее, хотел сказать, что с ним ей бояться нечего… Но не успел. Из кустов вышла группка шпаны. Как в прошлый раз, когда он шел здесь поздним вечером. Будто ждали его с тех пор! Варя ойкнула, но не стала ни прятаться, ни убегать. Наоборот, она словно обрела силу, выпрямилась и быстро шепнула Спиридонову: – Будем драться? Но Спиридонов лишь улыбнулся и ответил совершенно спокойно: – Драться не будем. Будем бить. В одном из парней он узнал заводилу, попросившего в тот вечер у него закурить для затравки. Парень оказался учащимся школы рабочей молодежи и действительно сдал нормы ГТО, потому ограничился в отделении РКМ только предупреждением. Не надо и говорить, что Спиридонова он хорошо запомнил с тех пор. – Какая встреча! – широко улыбаясь, приветствовал его Спиридонов. – Ну что, Пашка, все шило из афедрона не вытащишь? Или решил, что на свободе тебе гулять не хочется, а хочется поработать на благо Родины в исправительно-трудовой колонии? – Да что вы, товарищ Спиридонов, – ответил Пашка, отступая назад. – Нешто и погулять ночью нельзя? Идите себе спокойненько, а если кто пристанет, так вы только свистните – мы тут как тут. – Вот что наука животворящая делает! – откликнулся Спиридонов. – Ну, гуляйте, гуляйте, дело молодое… но смотри, прознаю, что сегодня ночью кого обидели… – Да кого мы обидим? – Битый Пашка сделал вид невинный, как у овечки на пасторальном рисунке буржуазного художника. – Мы же прогрессивная молодежь, надежда партии и правительства. Да, ребята? Должно быть, Пашка все-таки был неплохим организатором – его присные с недоумением на рожах послушно закивали, словно китайские болванчики. Спиридонов достал папиросу и демонстративно подкурил. Выпустил дым, посмотрел на шпанюков… |