Книга Всего один день. Лишь одна ночь (сборник), страница 27 – Гейл Форман

– Но нас же не поймали, – я делаю еще глоток вина, чтобы смыть дрожь в голосе.

Уиллем тоже допивает вино и смотрит на пустой бокал.

– Я тебя сюда не для этого привез.

– А для чего? – Он ведь этого так и не сказал, не объяснил, почему предложил вместе поехать в Париж на день.

Уиллем трет глаза. Когда он убирает руки, я снова вижу другое лицо. Без каких либо масок.

– Не для того, чтобы все вышло из-под контроля.

– Ну, теперь уже как-то поздновато, – я пытаюсь едко острить, собрав в себе все, что осталось от Лулу. Но когда я произношу эти слова, их правдивость размазывает меня, как удар в живот. Мы, ну, или, по крайней мере, я, давно прошла тот рубеж, после которого нет возврата.

Я снова поворачиваюсь к нему. Он смотрит мне прямо в глаза. Снова включается ток.

– Наверное, да, – соглашается Уиллем.

Может, Жак был прав, и время действительно жидкое. Потому что, пока мы едим, мои часы, лежащие на столе, искривляются и плывут, как на картине Сальвадора Дали ^[22]. И в какой-то момент между говядиной по-бургундски и крем-брюле Уиллем протягивает руку и, окинув меня долгим взглядом, снова надевает их на свое запястье. Я испытываю огромное облегчение. Не только из-за того, что меня не отсылают назад в Лондон, но и потому, что он снова берет на себя ответственность за время. Теперь я полностью в его руках.

Когда мы снова выходим на улицу, уже совсем поздно, и Париж за это время превратился в фотографию в тоне сепия. Искать отель или хостел уже поздно, да и денег не осталось. Я отдала свои наличные Уиллему, чтобы он мог расплатиться за ужин. Официант возражал, но не из-за того, что мы дали ему неопределенную сумму в разных валютах, а потому, что на чай вышло двадцать пять долларов.

– Слишком много, – протестовал он. По-моему, необоснованно.

Но теперь у меня нет денег. И ночевать негде. По идее, это мой самый страшный кошмар. Но мне плевать. Это так смешно – ты думаешь, что боишься чего-то, до тех пор, пока этого с тобой не произойдет.

Мы идем. На улицах тихо. Кажется, что тут только мы и дворники в ярко-зеленых комбинезонах и что их неоново-зеленые метлы сделаны из прутьев, собранных в волшебном лесу. Иногда мимо проезжают машины и такси, освещая нас фарами и обдавая водой из луж, появившихся после ливня, – сейчас от него осталась лишь мелкая морось.

Мы идем вдоль тихих каналов, потом по парку с озером, где сегодня сели в лодку. Проходим под надземной железной дорогой.

Через некоторое время мы оказываемся в небольшом китайском квартале. Все закрыто на ночь, но вывески светятся.

– Смотри, – говорю я Уиллему, показывая на одну из них. – Двойное счастье.

Он останавливается. Его лицо красиво даже в ярком свете неона.

– Двойное счастье, – он улыбается. А потом берет меня за руку.

У меня сердце готово выскочить из груди.

– Куда мы идем?

– Ты же так еще ничего из искусства не увидела.

– Сейчас же час ночи.

– Но мы в Париже!

Мы уходим в глубь китайского квартала, петляя по улицам, пока Уиллем на находит то, что искал: несколько высоких полуразрушенных зданий с решетками на окнах. Они все одинаковые, за исключением самого правого; оно закрыто красными лесами, на которых висит несколько перекошенных портретов в современном стиле. Входная дверь полностью изрисована граффити и залеплена флаерами.

– Что это за место?

– Сквот художников.

– Что это такое?

Уиллем рассказывает мне, что сквоты – это заброшенные здания, которые занимают художники, музыканты, панки или активисты.

– Обычно у них можно вписаться. Я тут не ночевал, просто был один раз, люди довольно милые.

Но когда он пытается открыть металлическую дверь, мы видим, что она закрыта снаружи на замок с цепью. Уиллем отходит, чтобы посмотреть на окна, но весь дом, да и остальной район, уже десятый сон видит.

Уиллем сконфуженно смотрит на меня.

– Я думал, что тут кто-то будет, – он вздыхает. – Можем пойти к Селин. – Но даже его, похоже, не прельщает эта перспектива.

Я отрицательно качаю головой. Я лучше буду таскаться по городу под проливным дождем. Хотя он все равно уже прекратился. Из-за облаков время от времени выглядывает тоненький месяц, потом прячется обратно. Вися над наклонными крышами домов, он кажется истинным атрибутом Парижа, и я даже не могу поверить, что дома из моего окна видно ту же самую луну. Уиллем вслед за мной смотрит на небо. И вдруг что-то замечает.

Он снова подходит к дому, я за ним. На углу от лесов идет перекладина, с которой можно попасть в открытое окно. Там парусом развевается занавеска.

Уиллем смотрит на то окно. А потом на меня.

– Сможешь туда влезть?

Вчера я бы сказала «нет». Слишком высоко. Чересчур опасно. Но сегодня я отвечаю иначе:

– Можно попробовать.

Я вешаю сумку через плечо, а Уиллем сцепляет руки, и я наступаю на них, как на ступеньку. Он меня поднимает, я зацепляюсь ногой за выбоину в штукатурке и по лесам взбираюсь на перекладину. Проехав по ней на животе, я цепляюсь за закругляющиеся перила, которые проходят возле окна, и залезаю туда головой вперед.

– У меня получилось! – кричу я. – Все хорошо!

Я высовываюсь из окна. Уиллем стоит там, внизу. Со своей фирменной полуулыбкой. А потом легко, как белка, примеривается и вспрыгивает прямо на перекладину и идет по ней, раскинув руки в стороны, словно канатоходец, потом присаживается и аккуратно прыгает в окно.

Целую минуту глаза привыкают к темноте, и потом я замечаю, что тут все белое: стены, полки, стол, глиняные скульптуры.

– Нам оставили ключ, – говорит Уиллем.

Мы молчим. Мне приятно думать, что это такая дань благодарности судьбе за эти случайности.

Уиллем достает маленький фонарик.

– Посмотрим, что тут?

Я киваю. Мы начинаем со скульптуры, сделанной как будто из маршмеллоу, потом видим серию черно-белых снимков с обнаженными толстухами, серию масляных картин с обнаженными худышками. Потом Уиллем освещает огромную футуристическую скульптуру, сделанную из металла и каких-то трубок, все элементы конструкции причудливо переплетаются, как будто бы художник пытался изобразить орбитальную станцию.

По скрипучей лестнице мы осторожно спускаемся в комнату с черными стенами, на которых висят огромные фотоснимки людей в синем море. Стоя там, я буквально ощущаю мягкость воды и вспоминаю, как я иногда в Мексике ходила плавать по ночам, чтобы избежать толпы, и волны ласкали мое тело.