Книга Лорды Белого Замка, страница 157 – Элизабет Чедвик (Англия)

– И все равно мне кажется неразумным, что тебе запрещают укреплять Уиттингтон. А если вдруг Лливелин нападет? Что тогда?

Фульк печально рассмеялся:

– Тогда Уиттингтон сгорит.

И, отвернувшись от места, где полным ходом шло строительство, Фульк не спеша направился обратно в башню. «Да, вновь завоевывать доверие не так-то просто», – размышлял он. Фицуорин на собственной шкуре убедился, что это процесс долгий. Настолько долгий и мучительный, что иной раз Фульк буквально впадал в отчаяние.

За шесть лет, прошедших после смерти Иоанна, страна медленно вернулась к нормальной жизни – так светлеет пруд после брошенного в него камня. Фульк вспоминал, как он преклонил колено у ног девятилетнего сына Иоанна, принося оммаж. Ребенок был очень милый, бледный и худой, весь в мать. Маленький Генрих давал ответы четко, высоким, как колокольчик, почти женским голосом. Темно-синие глаза и правильные черты узкого изящного личика он тоже унаследовал от Изабеллы. В новом короле, благодарение Богу, не было ничего от Иоанна: ни во внешности, ни в манере поведения. Если бы он вздумал сразиться с кем-нибудь из своих подданных в шахматы, то наверняка бы безукоризненно соблюдал при этом правила игры. В то время трудно было сказать, каким станет этот мальчик, когда вырастет. Точно так же Фульку тогда еще только предстояло увидеть, какими вырастут его собственные сыновья.

– А я бы отстроил Уиттингтон, и пусть все летит к черту! – заявил его наследник.

Фульк скривил в усмешке губы:

– Да, раньше я тоже так рассуждал. Должно быть, старею.

Мод следила за серебряной иглой Клариссы, ловко скользившей по фламандскому льну. Даже не верится, что человеческая рука способна создать столь тонкий и причудливый узор. Какая красота! Правда, и сама ткань, и нитки были очень дорогими, но поскольку этому полотну предстояло стать покровом алтаря в домовой церкви, когда освятят новое аббатство, Фульк на расходы не скупился.

Мод и Кларисса сидели рядышком на траве в саду в Олбербери.

– Не понимаю, почему ты прогнала Гамелина Фицуильяма, – недовольно сказала Мод.

Накануне Кларисса отвергла предложение руки и сердца, поступившее от внебрачного сына Уильяма Солсбери. Да, молодому человеку всего восемнадцать, маловато против Клариссиных двадцати пяти, но удачные браки заключаются и при большей разнице в возрасте. Гамелин был другом юного Фулькина: очень приятный молодой человек, симпатичный и весьма рассудительный для своих лет.

– Ты отвергаешь любую партию, которую мы предлагаем.

– Мне и так хорошо.

Мод почувствовала сильное раздражение. Эти слова были произнесены спокойно, а лицо девушки оставалось безмятежным и благостным. Говорить с Клариссой совершенно бесполезно: это все равно что пытаться переубедить монахиню. Одни и те же слова: каждый раз словно литания. Чуть заметный мягкий изгиб губ. Мод так и хотелось стряхнуть с лица воспитанницы эту невозмутимость и посмотреть, что за ней прячется.

– Живи ты в другой семье – у моего отца, например, – тебя бы уже давно силой отволокли к алтарю, – зловеще произнесла Мод.

– Знаю. И я безмерно благодарна вам за то, что не принуждаете меня.

– Мне кажется, ты просто боишься, – резко сказала Мод. – Тебе тут с нами так хорошо и уютно, что не хочется улетать и вить свое гнездышко.

Мод надеялась, что состоявшаяся на прошлой неделе свадьба Ионетты с Генри Пембриджем настроит Клариссу на иной лад и сделает девушку более сговорчивой, но, как видно, она ошиблась.

Кларисса аккуратно воткнула иголку в ткань и встала, прижав ладони к пояснице.

– Возможно, вы правы, – тихо проговорила она, – но не понимаю, почему это вас сердит. Пока я остаюсь незамужней, милорд может распоряжаться моими доходами.

Мод стиснула зубы. Спорить с Клариссой было так же бесполезно, как бить кулаками в подушку.

– Я не сержусь, а тревожусь за тебя.

– Не стоит. – Девушка нагнулась и выдернула из земли пучок сорняков. – Мне действительно очень хорошо с вами… Поэтому поводов для беспокойства нет. Разве что вы хотите от меня избавиться…

– Не говори глупостей! – возмутилась Мод. – Мы вырастили тебя, как родную дочь, и нежно любим.

Она на мгновение встретилась взглядом с внимательными серо-золотистыми глазами Клариссы и слегка смутилась. Ум у Клариссы был острым как игла, и в глубине ее слов таилась истина. Самообладание воспитанницы порой возмущало Мод. Кто бы мог подумать, что вечно умиротворенный вид и неизменно благожелательное расположение могут действовать на нервы не меньше, чем капризы и истерики. К тому же Мод чувствовала, что, став взрослой, приемная дочь далеко не всегда соглашается с ней, хотя вслух своего неодобрения и не высказывает.

Вот и сейчас Кларисса ничего не сказала в ответ, а лишь еще чуть-чуть прошлась вдоль клумбы: где вытаскивая сорняк, где срывая засохший цветок. Вечно она предпочитает помалкивать. Переспорить Клариссу невозможно, поскольку она вообще никогда не ввязывается в споры. Такая покладистость свидетельствует либо о редкой тупости, либо о немыслимом, просто нечеловеческом владении собой. Кажется, уколи Клариссу – и вместо крови польется чистый мед. Мод не могла понять воспитанницу, и это ее тяготило.

Солнечный свет, падавший на раму для вышивания, перекрыла тень. Подняв взгляд, Мод увидела перепуганную молоденькую служанку.

– Неста, что случилось?

Девушка присела в книксене, дрожащими руками придерживая складки платья.

– Милорд послал меня за вами, миледи. Валлийцы устроили набег на Хилфрич… подожгли дома. Там, во дворе, несколько человек из деревни. Кое-кто тяжело ранен. – Она нервно сглотнула.

Мод немедленно вскочила на ноги:

– Господи Иисусе! Неста, присмотри за Мабиль. – И указала на младшую дочь, которая сидела в углу сада, играла с кучкой цветочных лепестков и пела странным высоким голосом. – Кларисса, идем!

Обе женщины побежали из сада к донжону. Первым, кого увидела Мод, был Сион, староста Хилфрича. Рука его была замотана, и бинты стали коричневыми от засохшей крови. Возле ног старосты лежала девочка, примерно ровесница Мабиль. На голове несчастной зияла жуткая рана, а светлые косы были залиты алой кровью. Фульк нагнулся к малышке, не выпуская плеча мужчины, и на лице его отразились ярость и горе.

– Бедняжка мертва, – пояснил Сион, в оцепенении посмотрев на Мод. – Один из них сбил ее лошадью, удар копытом прямо по голове пришелся… – Он не договорил. Его взгляд был остекленевшим. Похоже, страшная сцена, свидетелем которой стал староста, до сих пор стояла у него перед глазами.

Сам Сион был валлийцем, а его жена – англичанкой. Но сейчас ее не было видно среди полубезумных от ужаса крестьян деревни.

– Что произошло? Кто это сделал? – спросила Мод у Сиона.

Кларисса нашла одеяло и бережно укутала мертвую девочку, прикрыв мягкой тканью зияющую рану.