Онлайн книга «Принцесса-Невеста»
|
– У него жена, пятнадцать детей, еды ни крошки; с голоду помрут, если его не оживить, и… – Ой, сынок, врешь и не краснеешь, – сказал Макс и достал из угла громадные мехи. – Я лучше его спрошу, – проворчал он, целясь мехами в Уэстли. – Он же труп. Он не разговаривает, – сказал Иньиго. – У нас свои методы, – только и ответил Макс, запихал мехи в горло Уэстли и принялся качать, между тем объясняя: – Мертвые, чтоб ты знал, бывают разные. Бывают как бы мертвые, почти мертвые и совсем мертвые. Этот ваш парняга – он как бы мертвый, у него внутри еще память сидит и чуток мозгов. Там надавишь, сям надавишь – глядишь, чего и выйдет. Уэстли от мехов уже слегка распух. – Ты что делаешь? – занервничал Феззик. – Не боись, я легкие надуваю; ему ни чуточки не больно. – Макс еще покачал, перестал и завопил Уэстли в ухо: – ЧТО У ТЕБЯ ЗА ДЕЛА? ЗАЧЕМ НАЗАД ОХОТА? ЧТО ТЕБЯ ТУТ ЖДЕТ? – Он унес мехи в угол, взял бумагу и перо. – Быстро такие дела не делаются, можете пока ответить на вопросы. Хорошо вы с ним знакомы? Отвечать Иньиго как-то не хотелось; странно было бы сознаться, что при жизни они с Уэстли встречались всего раз, да и то на смертельном поединке. – В каком смысле? – спросил он. – Например, – ответил Макс, – боялся ли он щекотки? – Щекотки? – взорвался Иньиго. – Щекотки! Тут жизнь со смертью борется, а ты про щекотку? – А ты не ори на меня, не ори, – взорвался в ответ Макс, – и над методами моими нечего смеяться, щекотка, бывает, помогает только так. Был у меня один труп, хуже дружбана вашего, почти мертвый, и я его все щекотал и щекотал; пятки щекотал, и подмышки, и ребра, и павлиньим пером пупок ему щекотал; пыжился целый день и целую ночь, и спустя сутки на рассвете – спустя сутки, заметь, – труп мне и говорит: «Не выношу я этого», а я ему: «Это чего?» – а он мне: «Щекотки не выношу, перестань; я из царства мертвых нарочно вернулся, чтоб тебе это сказать», а я ему: «В смысле, вот это, что я делаю пером, тебе неприятно?» – а он мне: «Ты не представляешь, до чего неприятно», – ну и я, конечно, все расспрашивал его про щекотку, и он отвечал, разговаривал со мной, а сам понимаешь, как только труп беседой увлечется, дело твое уже наполовину сделано. – Наст… яща… луб… оф. Феззик в панике уцепился за Иньиго, и оба развернулись к человеку в черном; тот, впрочем, снова замолчал. – Он сказал – настоящая любовь! – вскричал Иньиго. – Ты же слышал: настоящая любовь – вот что у него за дело. Еще какое стоящее! – Ты мне не втирай, какое дело стоящее, сынок. Лучше настоящей любви ничего на свете нет, кроме леденцов от кашля. Это всякий дурак знает. – Так ты его спасешь? – спросил Феззик. – Ну еще бы, абсолютно, я бы спас, если б он сказал «настоящая любовь», да только вы ослышались, а я, как есть эксперт по вральным мехам, объясню вам то, что с готовностью подтвердит любой лингвист, – а именно что трупам плохо дается смягчение согласных, а порядок букв они нередко путают, и на самом деле дружбан ваш сказал «предстоящий булоф», под которым, очевидно, подразумевал «блеф», – надо думать, он у вас либо темными делишками промышляет, либо картежник и хочет выиграть, а это разве ж повод для чуда? Извините, я своих решений не меняю, до свидания, не забудьте труп. – Врун! Врун! – заверещали вдруг из распахнутого подвального люка. Магический Макс развернулся. – А ну назад, ведьма… – скомандовал он. – Я тебе не ведьма, я тебе жена, – на него наступала крохотная дряхлая фурия, – а после того, что ты сейчас сделал, мне, пожалуй, и мужа такого не надобно… – Магический Макс закурлыкал, пытаясь ее унять, но она и слушать не желала. – Он сказал «настоящая любовь», Макс, – даже я слышала, – «настоящая любовь», «настоящая любовь». – Прекрати, – сказал Макс уже отчасти с мольбой. Валери повернулась к Иньиго: – Он вас гонит, потому как боится – боится, что ему крышка, что чудеса уплыли из его некогда царственных рук… – Неправда… – сказал Макс. – И то верно, – согласилась Валери, – неправда, ничего не царственные – никудышным ты был кудесником, Макс. – Щекотное Средство – ты же там была – ты своими глазами видела… – Случайность. – А сколько утопленников я оживил… – Нечаянно. – Валери, мы женаты восемьдесят лет, зачем ты так со мной? – Потому что настоящая любовь угасает, а тебе недостает порядочности сознаться, отчего ты не хочешь помочь. А мне достанет, и я прямо скажу: принц Хампердинк тебя уволил по заслугам… – Не произноси этого имени в моей халупе – ты мне клялась, что даже шепотом не будешь… – Принц Хампердинк, принц Хампердинк, принц Хампердинк – он хоть понимает, что перед ним фанфарон недотепистый… Макс ринулся к подвальному люку, зажимая уши руками. – Но наш труп – настоящая любовь его невесты, – встрял Иньиго. – Если оживите его, он расстроит свадьбу принцу Хампердинку… Макс отнял ладони от ушей. – Вот этот ваш труп – если он оживет, принц Хампердинк будет страдать? – Унижений без счету, – пообещал Иньиго. – Вот это я понимаю – это стоящая причина, – сказал Магический Макс. – Давайте свои шестьдесят пять; я берусь. – Он встал на колени подле Уэстли. – Хм… – сказал он. – Что такое? – спросила Валери. Она знала этот тон. – Пока вы там языками чесали, он из как бы мертвого превратился в почти мертвого. Валери тут и там постучала по Уэстли. – Коченеет, – отметила она. – Ну что – надо выкручиваться. Макс тоже постучал. – Как думаешь, вещунья легла уже? Валери глянула на часы: – Легла небось – час ночи. И вообще, не очень-то я ей нынче доверяю. Макс кивнул: – Да понятно, но мне бы хоть намек – сработает, не сработает. – Он потер глаза. – Устал я вслепую нырять; жалко, что заранее не знал про работу – я бы днем подремал. – Он пожал плечами. – Ну да ладно, что уж теперь-то. Тащи «Энциклопедию заклинаний» и приложение «Проклятия». Теперь занервничал Иньиго: – Я думал, ты сам все знаешь. – Я давно не практиковал, я на пенсии, три года уже, а с этими животворными рецептами все должно быть тютелька в тютельку; одна капля туда-сюда – и спета песенка. – Вот тебе «Проклятия» и очки, – пропыхтела Валери, выбравшись из подвала; Макс углубился в книжку, а его жена повернулась к Иньиго и Феззику – те нависали у кудесника над плечом. – Лучше помогите, – сказала она. – Что угодно, – ответил Феззик. |