Онлайн книга «Большая книга ужасов. Коллекция кошмаров»
|
Сапожников осекся. Мерзкий гнилостный запах становился все отчетливей. Сапожников покосился назад. Посреди салона была какая-то черная лужа. Хотя нет, не лужа… – Папа, ты чего молчишь? – встревоженно спросил Серега. – Да я тут какую-то землю нечаянно рассыпал, воняет – сил нет, – с отвращением проворчал Сапожников. – Ну натурально как разложившийся труп! В следующее мгновение рассыпанная земля вдруг с невероятной стремительностью собралась в кучу. Поднялась под полом, образуя подобие человеческой фигуры, – и бросилась на Сапожникова. * * * – Папа, папа, ты где? – кричал Серега. Подул в трубку: – Папа! Ответа не было. Серега пожал плечами: – Связь почему-то прервалась. Дрогнувший голос выдал его страх. – Да ну, ерунда, – бодрясь, сказал Валентин, стараясь скрыть, что и ему не по себе от того, как внезапно прекратился разговор. – Перезвони. Серега снова набрал номер и проворчал с досадой: – Все время занято. – Значит, он сюда звонит, – успокоил Валентин. – Подожди, потом наберешь. Серега подождал, перенабрал – все то же: короткие гудки. – Наверное, он попал в полосу, где связи нет, – предположил Валентин. – Здесь такие полосы сплошь и рядом. Серега кивнул. Его трясло так, что зуб на зуб не попадал. – Да ты что? – Валентин взял его за плечи, встряхнул: – Сейчас он объявится! Все будет хорошо! – Ага, – сказал Серега, – конечно… Но только он сказал, что рассыпал какую-то землю… Когда меня везли на «Скорой», эти двое очень боялись рассыпать землю! И в моем купе была рассыпана вонючая земля! И монах говорил про горсть могильной земли… Он умолк, чувствуя, что понять его трудно, но он неминуемо разревется, если произнесет еще хоть слово. – Погоди! – воскликнул Валентин. – Уже слышен мотор! Вон оттуда! Серега повернулся в ту сторону, куда убежала Малинка. Но еще раньше, чем звук мотора, до него донесся отчаянный лай, а потом на дорогу вылетела Гаврюшина голова. Она металась из стороны в стороны, иногда оборачивалась и огрызалась на догонявший ее фургончик «Скорой». Шерсть на затылке вздыбилась. Водитель, низко пригнувшийся к рулю, казалось, задался целью непременно сбить Гаврюшу, однако тот был неописуемо проворен. «Что папа вытворяет?! – испуганно подумал Серега. – Ведь Гаврюша за нас!» Завидев Валентина, голова метнулась к нему и залаяла, завыла, и в этих звуках слышалась отчаянная радость, смешанная с отчаянным страхом. – Гаврюша, – тихо сказал Валентин да так и сел на обочину. – Ой, не могу… Ну да, он ведь в первый раз увидел такого Гаврюшу! А Серега неотрывно смотрел на «Скорую». Сейчас дверца откроется и выскочит папа! Но дверца не открывалась. Серега сунул руки в карманы и стиснул кулаки, чтобы так не трястись. Одна рука сжала горсть серебряных монет, другая – Малинкину рогатку. Что-то мелькнуло в голове, связанное с этой рогаткой. Малинка рассказывала, она ей досталась от деда… Он не успел додумать. Дверца машины распахнулась. Гаврюша взвыл, и в этом вое собрался весь ужас тоски, безнадежности и безвозвратности из тех темных миров, куда живому человеку заглянуть не дано… к его счастью! Валентин вскрикнул. А Серега онемел, уставившись на выпрыгнувшего из кабины незнакомца, испачканного сырой землей, с желтовато-зеленоватой физиономией, закатившимися, незрячими глазами, с синими губами, с черной повязкой поперек лба… эта повязка называется «венчик», или «похоронная лента»… Нет! Серега узнал его! Этого «незнакомца» он уже видел! Это был тот же самый мертвец, который возник в его купе из горсти рассыпанной земли! Упырь!.. На долю секунды мертвец замер, чтобы распялить в улыбке свои синие, будто резиновые, губы, но этого мгновения Сереге хватило, чтобы выхватить рогатку, вложить монетку в жгут и выстрелить в чудовище. Может статься, он и не попал бы алмазом в дупло сосны, как отец доктора Краева, однако в лоб упырю вмазал без промаха! Лоб разворотило, и открылась чернота, из которой пахнуло тленом. Но Серега уже успел выхватить вторую монетку и отправить ее в цель. Потом третью, четвертую… После пятой, угодившей упырю в левую сторону груди, тот подпрыгнул, с пронзительным, устрашающим стоном разваливаясь в воздухе на части. Одна рука взлетела и, зацепившись за ветку, болталась там, бессильно перебирая скрюченными пальцами. Другие куски упырьего тела рухнули наземь – и тотчас рассыпались той же самой землей, из которой мерзкая тварь была воссоздана злой магией. Однако сейчас земля эта была подобна праху – серая, тусклая, лишенная запаха, и Серега понял, что победа осталась за ним. Но где папа?! Серега забрался в «Скорую», заглянул во все углы. Отца не было. Телефон валялся на полу, около педалей управления. Серега подобрал его и положил в карман. Уже вылезая из кабины, заметил какой-то листок, заткнутый под ветровое стекло. Взглянул на него – и аж голова закружилась, такая мутная невнятица предстала перед глазами: «Аминь! За дар твой залазный бысти тебе, калугер, в керсту живьем ввержену и стояти изъязвлену в ужах словес моих, дондеже незапу не грянет наследок твой, чадо колена седьмого, могущий зрети нежить допреж полунощи…» Серега углядел в этой сумятице парочку знакомых слов: насчет наследка и чада колена седьмого, – но сейчас было не до расшифровок какой-то ерунды, сейчас его терзало беспокойство: где папа?! Он отшвырнул бумажку на дорогу. – Может, твой отец успел выскочить из машины и ищет дорогу к нам? – предположил Валентин, подходя с Гаврюшей на руках. Голова лизнула его в щеку и тихонько завыла. – А может, он спрыгнул неудачно, ногу сломал и лежит где-нибудь беспомощный? – всхлипнул Серега. – Я пойду посмотрю! Надо его найти! Гаврюша взвыл громче. – Что? – спросил Валентин, глядя в глаза головы, словно в глаза человека. – Что с ним, ты знаешь? Он… Валентин осекся. Серега понял, что Валентин хотел спросить: «Он погиб?» – но не решился. – Нет, папа жив! – закричал Серега сквозь слезы. – Скажи, Гаврюша, он жив?! Гаврюша закрыл глаза, продолжая тихонько подвывать. – Слушай… – Валентин, одной рукой прижимая к себе голову пса, другой осторожно обнял Серегу. – Сейчас надо собраться с силами. Чтобы помочь твоему отцу, мы должны быть сильными, понимаешь? Надо подумать, что с ним могло произойти. Я больше всего боюсь, что этот, – он мотнул головой в сторону серого праха, – успел его ранить. Ты понимаешь, что это значит? |