Онлайн книга «Кинжал Зигфрида»
|
И все померкло, навалилась тоска, стало нечем дышать. В горло впилась тонкая безжалостная веревка… Или это трясина сомкнулась, закрыла белый свет… Таисия в ужасе проснулась. Где это она? В аду, среди грешников? Неужели ад – продолжение жизни на земле? Ее взгляд заскользил по потолку, по стенам, оклеенным обоями, по шкафу… Мужчина был рядом. Он смотрел на нее, и его лицо казалось довольным и виноватым. – Каждый раз словно впервые… – вымолвил он. – Ни с одной женщиной я не испытывал ничего подобного. Ты уже не сможешь уйти от меня. Я тебя не отпущу. Таисия приподнялась и поспешно натянула на себя тонкое летнее одеяло. – Ра…разве я не… – Ты не умерла. Я не мог этого допустить. – Я… ничего не помню… – Это шок. Пройдет… Щелк! Кто-то словно включил лампочку и осветил темноту в ее сознании. Никакая она не Катерина, не Филофея, она – Таисия, несостоявшаяся дочь, несостоявшаяся монахиня, лживая невеста, изменница-жена… – Господи! – простонала она. – Го-о-спо-о-оди! За что посылаешь меня на костер? – Я готов сгореть вместе с тобой… – горячо, сладко шептали губы мужчины. В ее памяти вспыхнуло воспоминание: ночь, пустынный двор, дождь, напряженное лицо Леды, ненависть, змеей выползающая из ее губ: «Здесь тебе никто не помешает умереть»… Взметнувшийся в груди страх… тяжелое удушье… падение в пустоту… мрак… тишина… Как хорошо не чувствовать притяжения – ни к кому, ни к чему, – быть духом, витающим среди звезд, легким, как перышко из ангельского крыла… Странно, что она не смогла оторваться от разворачивающейся внизу картины – чья-то мелькнувшая тень, короткая борьба… И вот Леда опрокидывается на спину, лежит неподвижно на мокрой траве… Тень наклоняется над другим телом, хлопает его по щекам, приникает к его губам… Старец Авксентий, живехонький, качает седовласой головой: – Уходи… уходи… Кто-то мрачный, черный таится за стволом дерева, источая угрозу. Таисия пытается рассмотреть его, но видит только длинный плащ и колпак с прорезями для глаз. Там – смерть… – Уходи же! – настаивает Авксентий. Она привыкла повиноваться ему… Капли дождя падали на ее лицо. Она вдохнула сырого воздуха, приоткрыла веки и увидела его, Ангела, прекрасного и сильного, с молниями в зрачках. Только где его кудри? Где его золотое сияние? Это не он… Леда приподнялась, разразилась истерическим хохотом. – Так вот кто твой муж? Инженер Прилукин? Ах-ха-ха! Ха-ха-ха! Мерзавец! Какой же ты мерзавец! – выкрикивала она в сторону Михаила. – Скотина! Так ты мне служишь? Боже, а я-то, дура, слезы лью… Ее речь стала бессвязной, больше похожей на бред. Она вымокла, платок сбился, волосы прилипли ко лбу и вискам. Очки давно слетели и потерялись. – Ты все испортил! – взвыла Леда. – Как ты посмел помешать мне? Я почти выполнила за тебя твою работу. Еще пару минут, и она была бы мертва. А теперь все пропало… все-е… пропало-о… Михаил, не обращая внимания на ее вопли, помог жене привстать, опереться на ствол дерева. – Это я его послала! – вопила Леда. – Он должен был жениться на тебе! А потом убить! Убить! А вместо этого… Дрянь! Ты опутала отца, а потом и моего жениха! Сучка… Проклятая сучка! Он должен был убить тебя! Уби-и-иить… Леда на четвереньках ползала по земле, в грязи. Она была страшна в своем безысходном отчаянии. – Дура! – надрывно стенала она. – Я же приказала ему жениться на тебе! Почему ты не сдохла где-нибудь в вонючей деревне? Не сгнила в каком-нибудь монастырском подземелье? Ты могла бы стать святой мученицей! А не отдаваться мужчине, как последняя шлюха… Михаил ее не слушал. – Ты как? Дышишь? Можешь идти? – спрашивал он Таисию, обнимая ее за плечи. – Держись за меня. Я сейчас машину поймаю. – Что… что она… говорит? – Ты не слушай. Не слушай! Она не спрашивала мужа, как он здесь оказался. Эта мысль пока не пришла ей в голову. Слова Леды, а еще больше ее действия повергли сестру в ужас. – Что со мной было? Леда… хотела меня убить? Она… душила меня! За что? Почему? – Молчи, я все объясню. Сначала доберемся домой… – Мне холодно… Повторялось то, что произошло в Новгороде. Неужели тогда на нее напал не грабитель? Таисия дрожала. Ее одежда прилипла к телу, в туфлях хлюпала вода. Вдоль шоссе горели огни. Автомобили призраками проносились по черному асфальту, вздымая фонтаны брызг. Косые струи дождя отлетали от притормозившей желтой машины с шашечками. – Заплачу вдвое, – сказал водителю Михаил. – Нам недалеко. Таксист отказывался везти мокрых и грязных пассажиров. Особенно неопрятно выглядела женщина. – Пьяные, что ли? – Вези давай! – прикрикнул на него мужчина, добавляя еще денег. – Это тебе на химчистку. – Садитесь… Как и тогда, в Новгороде, Таисия толком не помнила, как оказалась в своей постели. Будто повторялся кошмарный сон – боль, страх, озноб… тепло такси, подъезд, лестница… душ, чистые прохладные простыни… Михаил не давал ей забыться, подносил к губам чашку, где вместо чая плескалась водка. – Выпей… Она послушно глотала, морщилась, кашляла. Лишь бы он поскорее оставил ее в покое. Михаила пугали ее мертвенная бледность, стеклянный взгляд и полная безучастность. Он начал ее целовать, гладить грудь под сорочкой и ощущать, как она согревается, отзывается на его ласки, как ее кожа приобретает ту особую бархатистость, которая бывает у женщин, поздно познавших вкус любовных утех. Его тянуло к ней, как путника в пустыне тянет к оазису со спасительной тенью и колодцем, полным воды. Он шептал слова любви, не осознавая до конца, любовь ли то, что он чувствует. Пил из ее источника, ощущая, как эта живая вода проникает в его плоть и душу, очищает, обновляет, делает другим. Позже, лежа рядом с ней, опустошенный страстью, он осторожно прикасался пальцами к красноватой борозде на ее шее. Значит, в тот раз это тоже сделала Леда и ей тоже помешали… Кто? Провидение. Он перевернулся на спину и закрыл глаза, мысленно благодаря Всевышнего. Хотя не очень-то в него верил. – Судьбе было неугодно разлучать нас, – произнес он, ни к кому не обращаясь. * * * Владимир Алексеевич Глазьев был финансовым гением. Он сотрудничал с Куприяновым, еще будучи на государственной службе. Потом Павел решил пуститься в вольное плавание и уговорил Глазьева присоединиться. Тот согласился – не столько из-за денег, сколько из любви к искусству. Творчество, стиснутое жесткими рамками, чахнет. На свободе же оно расцветает и приносит чудесные плоды. |