Онлайн книга «Большая книга ужасов 2015»
|
Но однажды в его подвале появился Хозяин болот, обреченный жить с людьми, потому что болото давно стало городом. – Люди умирают везде, понимаешь? В любом доме. Но в хорошем умирают только старики и те, кто совсем устал от жизни. А в проклятом, в болотном – те, чью душу он заберет. И это неправильно. Понимаешь? – Я понимаю. Ты для этого со мной познакомился, да? Чтоб я тебе помогла победить его? И только? Он долго молчал. – Нет, не только… Ты же мне правда нравишься, Ника. Это не Черный нашел твой самолетик. Это я. Я прочел твое желание. И оно, – тут он вздохнул за дверью, – исполнилось… Я люблю тебя, Ника. Но я больше не могу к тебе приходить. Только во сне. Это последний раз. – А откуда у тебя мобила? Ты же дух! – Ну, все-таки я дух современного дома. Все, что есть в доме, есть и у меня. – И комп? – Да. – Хочешь, я дам тебе свой имейл? – Хочу. – А… как? – Напиши на двери. Прямо пальцем. Я еще никогда никому не писал писем по Интернету. – Ты ж ничего не увидишь. – Я почувствую. Я помню все надписи на своих стенах. Стены – как кожа. Хочешь, я тебе когда-нибудь их почитаю? – Вот счастье-то, представляю: «Все – козлы», «Цой жив!». Ника медленно чертила в темноте по дереву. – А это что за закорючка? – Балда, это электронная собака. Она похожа на улитку. – Я разберусь. – Я буду ждать. Он дышал совсем рядом, она слышала. Дух обязан хранить, а не убивать. Дух поддерживает равновесие, а тут стены сочились страхом… Болотный дом. Проклятый. Больной. Обычно дух дома уходит, когда появляется Черный, но Лев остался. Он любил свой дом. Черный ненавидел кошек, а это был кошачий дом. Кошки сами немножко духи, они умеют проходить сквозь дыры во времени и пространстве. А она, Ника, ходила на крышу с Джучи, может, потому он ее и окликнул, а дальше… – Ты не можешь больше приходить из-за того, что я разбила твое зеркало в комнате? – Это не зеркало. Верней, зеркало, но одновременно – дверь, окно, дорога и река. Считай, что через нее можно заходить в чужие жизни. А теперь, Ника, мы сможем заходить только в сны. – В твои сны? – Скорее в твои. Я, Ника, никогда не сплю. – А ты можешь умереть? – Да. Дом рано или поздно состарится, я умру вместе с ним. Но я уже умирал, я помню. Я утонул в болоте. – Страшно было? – Как тебе сказать… Я спал, а потом проснулся. Вот и все. Верней, меня разбудили. – Кто? – Кошка. Черная, с золотыми глазами. Знаешь, так р-ра-аз! – и провела лапой по щеке. – Лев, я ведь тоже тебя люблю! Что же мне делать? – И я люблю тебя, Ника. Не знаю. У меня есть книга, поэт сочинил с третьего этажа. Он уже умер, давно. Там только белые страницы. Ни одной буквы. Я читаю ее уже лет сто. Я ведь знаю, чувствую, когда ты плачешь, а когда – смеешься. Ты оставляй форточку открытой. Тогда я тебе приснюсь. – Снись почаще, ладно? – Ладно. А ты не реви… – А где сейчас Джучи? Он тоже стал духом? – Я не знаю. Не чувствую его. Я не могу смотреть в черное зеркало. Но я могу заглянуть в будущее. Хочешь, я расскажу тебе твое? – Хочу. – Прижми ладонь к доске, чтоб я понял линии. Вот так. Ага… похоже, ты станешь крутым фотографом… * * * Стихи поэта Саши, которые он написал, глядя на мертвую кошку у себя под окном Смерть берет книгу твоей жизни, открывает – и слизывает языками буквы. Внутри ее чернозем, липкая мокрая земля. Буквы проклевываются сквозь кожу. Тени вырастают и отбрасывают деревья, а книги отбрасывают своих мертвых поэтов. Я смотрю в черное окно. Из него начинает сыпаться земля. Смерть – это бесконечная черная кошка, внутри который ты ищешь самого себя. * * * Лифт мигнул, она покорно вышла на первом, хоть и не нажимала кнопку. Во дворе бушевала тополиная метель. Ветер лениво закручивал пух столбом в углу возле подвала. У решетки жался котенок. Черный, с худой мордочкой. – Ты кто? – спросила Ника. – Мя-ав, – ответил котенок. Он потерся о ее ладонь, точно боялся, что она сейчас уйдет и снова придется ждать целый день, чтоб кто-нибудь погладил. У него были тощие лопатки, длинные лапы, огромные зеленые глаза и острые уши. Какая разница, в конце концов, черный или серый? Пусть у этого дома будет тысяча первая кошка. * * * Кошка и город. Город и кошка. Кто с кем играет? Есть города, которые любят кошек. Города в ленивых тенях, в русалочьей чешуе, в молочном тумане с моря. Города на мягких лапах, где отчаливают от рыбной башни серебристые облака. Часы на башне смахивают на рыбью голову и всегда показывают полночь. Бывает, люди заводят часы, а бывает – люди заводят кошек. Мне больше нравятся кошки. Часы – это клубок колючей проволоки, они сматывают время, а внутри их механически мурлычет смерть. А кошка не знает часов, не считает минут. Она ждет, когда в миске появится молоко – или когда на небе появится луна. Она знает только лунное и молочное время, только сонное и охотничье. Кошка никуда не торопится, поэтому ее так трудно догнать. Кошачьи тропы старше человеческих, они пересекают наши дороги, но никогда не сливаются с ними. Я люблю, когда мой кот Родригес приходит под утро, трется о теплую батарею и укладывается на подоконник. Внизу шуршат машины, батарея приятно греет живот, кот растягивается во всю длину, свесив лапу. Ухо у него порвано, на шее запеклась кровь и странная грязь. Я осторожно выстригаю ножницами колтуны. Какие-то пушинки запутались у него в шерсти. Где он был, что делал? Люди выходят из подъездов, ежатся, влажно дышат в шарфы. Впереди маршрутка и метро, кафешка, слякоть, усталость, недосып, от которого вечно слипаются глаза, мельтешащий монитор… А мой кот спит, он уже вернулся с прогулки, он видел крыши, полные ветра, он слышал, как убегает дождь, как вздыхают призраки. Теперь он спит, не зная ничего про учебу и работу, про авитаминоз и грусть, про мобильник и ключи от подъезда, про «надо» и «ты должна». Он никому ничего не должен, даже мне. Он дарит любовь просто так – хотя, конечно, я кормлю его, и он живет в моем доме. Но кто знает – может, это я живу в его доме, в его городе, на его планете? |