
Онлайн книга «История нового имени»
![]() — Как я рада за тебя, — прошептала она. Меня поразил не столько ее жест, сколько ее руки — опухшие, исцарапанные, в засохших болячках. На большом пальце левой руки был свежий, но уже успевший воспалиться порез. Что же у нее под повязкой на правой, подумала я. — Что у тебя с рукой? — спросила я. Она отшатнулась от меня и спрятала руки в карманы. — Ничего. Когда разделываешь мясо, вечно по пальцу попадешь. — Ты разделываешь мясо? — Куда поставят, то и делаю. — Расскажи Бруно. — Бруно то еще дерьмо. Он появляется здесь с одной целью: затащить кого-нибудь в термический цех и оттрахать. — Лила! — Это правда. — Тебе здесь плохо? — Мне отлично. Тут доплачивают по десять лир в час за то, что работаешь в холоде. — Эй, Черулло, две минуты прошли, — окликнул ее напарник. — Иду, — ответила Лила. — Синьора Оливьеро умерла, — тихо сказала я. Лила пожала плечами. — Она давно болела, все к тому шло. Заметив, что напарник Лилы нетерпеливо топчется возле тележки, я выпалила: — Она прислала мне «Голубую фею». — Что еще за «Голубая фея»? Я смотрела на нее, не в силах поверить, что она действительно не помнит, о чем речь, но ее недоумение казалось вполне искренним. — Рассказ, который ты написала в десять лет. — Рассказ? — Книгу. Мы называли его книгой. Лила поджала губы и покачала головой. Она нервничала, потому что ей надо было возвращаться к работе, но при мне продолжала делать вид, что ей на все плевать. Мне было пора убираться. — Да уж, давно все это было, — сказала она и поежилась. — У тебя что, температура? — Нет, все в порядке. Я порылась в сумке и протянула ей листки. Она их взяла. Я поняла, что она их узнала, но лицо ее осталось бесстрастным. — Я была самонадеянной дурочкой, — пробормотала она. Я поспешила заверить ее, что она ошибается. — Это прекрасный рассказ! — воскликнула я. — Я его перечитала его и поняла, что он никогда не выходил у меня из головы. Из него и родилась моя книга. — Из этой фигни? — Она громко рассмеялась. — Тогда твой издатель просто чокнутый. — Черулло, я тебя жду! — крикнул напарник. — Достал уже, — прошипела Лила. Она сунула листки в карман и подхватила меня под руку. Мы направились к выходу. Я думала о том, как наряжалась, собираясь к ней, и с какими трудами до нее добиралась. Я воображала, что мы будем делиться воспоминаниями и, утирая слезы, делать друг другу признания. Вместо этого мы пробирались через грязный цех, на Лиле было толстое пальто, провонявшее жиром, а я изображала из себя девочку из хорошей семьи. Я сказала, что ее Ринуччо — просто прелесть, такой умненький, а заодно похвалила ее соседку и спросила, как поживает Энцо. Ей было приятно, что я похвалила ее сына; она согласилась, что с соседкой ей повезло, но, когда я упомянула имя Энцо, ее лицо осветилось. — Он добрый и щедрый, — сказала она. — Он ничего не боится. По ночам занимается. Он столько всего знает! Я никогда не слышала, чтобы она о ком-нибудь говорила с таким воодушевлением. — И чем же он занимается? — Математикой. — Энцо? — Да. Он как-то прочитал книгу о компьютерах, а может, рекламу где увидел, не знаю, но он на них прямо помешался. Он говорит, что компьютер — совсем не то, что показывают в кино. Это не просто цветные лампочки, которые мигают и издают дурацкие звуки. Это в первую очередь язык. — Язык? Она посмотрела на меня хорошо знакомым снисходительным взглядом. — Не тот язык, каким пишут романы, — уточнила она, и в тоне, каким она произнесла слово «романы», мне явственно послышалась издевка. — Это язык программирования. Его-то Энцо и изучает, по вечерам, после того как Ринуччо уснет. Губы ее потрескались, лицо было измученным, но в голосе звучала такая гордость, что я поняла: этими неведомыми компьютерами увлечен не только Энцо. — А ты что в это время делаешь? — Сижу с ним. Энцо сильно устает, если бы не я, он бы заснул. И потом, вдвоем гораздо интереснее. Ты хоть знаешь, что такое блок-схема? Я покачала головой. Лила сощурилась, отпустила мою руку и принялась рассказывать о своей новой страсти. Во дворе колбасной фабрики, провонявшей жиром и гарью костра, в синей спецовке поверх нелепого пальто, бледная и растрепанная, с израненными руками, Лила вновь ожила, из нее опять ключом била энергия. Она рассказывала мне о двоичной системе счисления, о Булевой алгебре и о каких-то других вещах, о которых я не имела понятия. Ее слова, как всегда, произвели на меня неизгладимое впечатление. Пока она говорила, в моем воображении вставала их убогая квартира: в соседней комнате спит Ринуччо, а Энцо, целый день отработавший «на локомотивах», сидит на кровати, и глаза у него закрываются от усталости; рядом с ним сидит Лила, которая тоже целый день провела возле чанов с кипящей розовой жижей, или за разделочным столом, или в холодильной камере, при минус двадцати градусах. Я словно наяву видела, как они борются со сном, я слышала их голоса: они чертили блок-схемы, стараясь очистить мир от всего избыточного и свести его к двум основополагающим величинам: нулю и единице. Они шепотом, чтобы не разбудить Ринуччо, произносили непонятные слова, эхо которых отражалось от стен нищей комнатушки. Я вдруг осознала, что на самом деле проделала весь этот долгий путь и разыскала ее главным образом потому, что мне хотелось ей показать, что она проиграла, а я выиграла. Она раскусила меня сразу, едва увидев, и теперь, рискуя ссорой с напарником и штрафом, объясняла мне, что я вовсе не выиграла, да и выигрывать было нечего, а ее жизнь по-прежнему полна захватывающих приключений, а время ничего не значит, оно просто идет, и нам действительно надо изредка встречаться и слушать безумную музыку, звучащую в голове каждой из нас и отзывающуюся эхом в голове другой. — Тебе нравится с ним жить? — спросила я. — Да. — Вы собираетесь завести детей? — Мы с ним не спим. — Почему? — Я не хочу. — А он? — Он ждет. — Ты относишься к нему как к брату? — Нет, он мне нравится. — Тогда в чем дело? — Сама не знаю. Мы остановились у костра, и она кивнула в сторону охранника. — Имей в виду, — сказала она, — этот тип может заявить, что ты украла кусок колбасы, чтобы тебя обыскать и облапать. |