Онлайн книга «Тот самый яр»
|
— А Васька наш слушает да ест… видно, к празднику свежую колбасу завезли… От пережитого на яру волнения сердце фронтовика перекачивало кровь сбойно: грудь то ощущала толчки, то замирала в тревожном ожидании. «Вот и победный день наступил, а в душе полное поражение… Время не лечит, оно маскирует боль под толщей пережитого… детушки черепами играют на песке… всплывают в памяти народной затопленные баржи с заключёнными… трудно верится в домыслы… про Назинский остров смерти страшные легенды ходят… Господи, да что это за власть на Русь навалилась… её Есенин воспевал, боготворил, а главари мифического коммунизма кровушкой заливают…» — Ветеран, чего грусть по лицу разлил? Али не светлый праздник сегодня?! — Октябринушка, муторно на душе — спасу нет. Лучше бы не ходил на мёртвый яр, не ворошил былое… — Не убивайся, соколик. К жизни и к смерти надо относиться спокойно, как к делу, не нами решённому. Вот через три двора живёт алкаш по прозвищу Губошлёп. Этому гаврику всё трын-трава. Отобрал на берегу Оби у ребят череп, дымокур в нём развёл. Начнёт жар загасать, он прочистит палочкой дырку от карательной пули, раскачает череп на проволоке, как кадило церковное, ждёт появления дыма… Сорок один годок пробежал с тридцать восьмого лихолетья — быльём-будыльём всё проросло… Не казнись, что в палаческой организации службу нёс… Вы все слепые котята были… вас НКВД ослепило… — Говори, говори… об легчи душу… — У меня девять классов образования да три академии народных, но в делах житейских и политических кое-что смыслю. Люди в стране — тьфу! Ничего не значат, ничего не стоят. Новые берии не каждый год вызревают. А вылупится вдруг какой из дикого яйца — чины-прихлебатели вознесут его до небес, на пустую демократию не посмотрят… Вот тебе и вся политграмота жизни… — Наливай, мудрый политик! — Шампанское открывать не умею: вдруг пробка контузию сделает. Сидели, застольничали два ветерана — войны и труда. Дымок объелся лакомого кушанья, с ленцой отвалил от личного блюдца. Гирька стареньких ходиков вытягивала из времени чёткие секунды. В разгар пира заявился мужичок в камуфляжном костюме, принёс крупных, ещё живых карасей. Протянув Воробьёву широкую ладонь с пятнышками чешуи, весело представился: — Васька — сосед… Он же Губошлёп… он же алкаш высшей категории. Бесцеремонно налив рюмку водки, выдохнув старый перегар, пояснил: — Мы с Красным Октябрём на правах родни… За Победу, кума! За Победу, гость… Ветерану понравился разбитной земляк. Было в нём много бесшабашности, задора, житейской отваги. Вскоре водочка развязала последний узелок на языке. Вася пролистал целую энциклопедию про рыбалку, охоту и непутёвых баб-с. Вдруг вспомнив важное, пробасил: — Чё на Оби деется — ужасть! Обрушился яр с мертвецами… трупы, как после бомбёжки плывут… военных нагнали, территорию оцепили… Я раньше корешам говорил: добром дело не кончится, вода доберётся до правды… — Васюта, расскажи всё по порядку. Обеспокоенная Красный Октябрь сама налила повествователю полстакана «столичной». — То и говорю: все проделки НКВД разом высветились… Подъезжаю на мотолодке к яру, смотрю — какая-то палка торчит из песка… разглядел ближе, а это рука с зажатым кулаком мне грозит… сухенькая такая, но ощеренная… Вдруг как отпадет от крути тонн двести грунта, а там, а там мертвецы вперемешку… не совсем до воды сползли, а как бы в нерешительности остановились… кому охота тонуть даже мёртвым… — Дальше что? — торопила Октябрина. — Дай, кума, водке по глотке разлиться — словами закусывать не привык… ты карасей в воду холодную опусти, дня два живые будут… — Вот, непутёвый! Тут трагедия людская, он про рыбу талдычит. — Трагедь не сегодня произошла… Её НКВД сочинили и на яру поставили. — Это мы знаем. — Ну, сегодня я первым зрителем был… Нарезаю круги у берега. Дюралька аж дрожит от негодования… На высоте откуда-то военные появились, мне машут, мол, проваливай отсюда… вижу — автоматы в руках… наверно, с парада всем гамузом сюда припёрлись… какой-то старшой целит в меня… думаю — полоснёт сейчас, первого очевидца уничтожит… помчался к своему причалу… и вот я здесь… Пойду карасей водой залью… Не проронив ни слова за время пересказа события, Натан Натаныч встал и пошёл за повеселевшим рыбаком. — Василий, неужели ты кулак разглядел? — Вроде внушительный был… успел отсыреть в подземелье… Губы у Василия просились навыворот, глаза слезились. Рассказ о воскресшем кулаке подействовал на фронтовика панически. Не находил себе места, суетился около рыбака, выпытывал подробности: — Разбух, говоришь, отсырел кулачище? — Может и местью налился… разберись сейчас… сорок лет на волю рвался… Обь задаст жару мертвецам. Раньше по одному-два трупа с яра скидывала, нынче, по всему видать, до главной ямы добралась. — Иди, наливай по полному стакану, останки помянем. — Людей помянем, — осердилась на Губошлёпа Октябрина. — Были люди, а сейчас — кости на блюде. — Эх, сосед ты мой ненаглядный, разве так о земляках-страдальцах рассуждают? — Красный Октябрь, слезливую философию разводить не надо… Конечно, рабу под мечом гладиатора погибнуть приятнее, чем от пули НКВД… Кому какой фарт выпадет… Издалека музыкальным наплывом цедились победные марши. В дверь громко постучали. — Вваливайся! — гаркнул Василий. — Не командуй! — приструнила хозяйка. Появился щупленький мужик в добротном шевиотовом костюме, поздоровался. — Привет, Ефим! — ответил за всех рыбак в камуфляже. — Садись, гостем будешь. — Вась, я к тебе. Некоторых владельцев дюралек в спешном порядке приглашают на пристань. Ты в их числе. — Зачем понадобился? — Я к тебе на квартиру, сказали, у Октябрины, — заминая конкретный ответ, схитрил Ефим. — Не юли, конторская душа! — ЧП на Оби… обрушение яра… — Ну-у? — …Вроде как трупы до воды сползли… — А мы, значит, их на лодки будем собирать, свозить на берег для перезахоронения? — Наверно, — соврал конторщик, — поглядывая на водку. Мудрая Октябрина перехватила взгляд, пригласила к столу. — Спасибо, спешу. Мне ещё адресов восемь оббегать надо. — Артистично опрокинул поданную хозяйкой рюмаху. — Так ты, Вася, без опоздания. По ящику водки на рыло обещают… Такой калым устраивал владельца дюралевой лодки. — Слава Богу, — перекрестилась Октябрина после ухода деловых мужиков, — хоть по-христиански, с почестями захоронят. |