
Онлайн книга «Ураган. Когда гимнаст срывается»
Функ. Ах, мои старики!.. *** Андрей с отвращением передернул плечами. – Гадость! – Да, типы соответственные. – Значит, он сознательно взорвал свой экипаж. – Чтобы не оставить свидетеля, кроме себя. – Он не уцелел бы и так… – Мало ли какая случайность. – Генерал пожал плечами. – Такие случаи бывали и раньше. Видя, что Андрей хочет отложить папку: – Нет, нет, прочитай немного дальше, там некоторые технические детали. Андрей дочитал: *** Атташе…Оставим это. Нам интересней, как вас атаковал этот русский. Функ. Откуда я знаю! Локатор у меня отказал: инженер Патце был занят черт знает чем – может быть, строчил очередное письмишко своей мамаше… Так или иначе, я не имел представления о преследовавшем меня русском высотнике. Атташе. Вы не можете нам сказать о том, что это был за самолет? Хоть что-нибудь о нем, а?! Функ. Знаете ли, генерал, когда получаешь такой удар под зад, какой он мне дал, и не знаешь, летишь ли ты к апостолу Петру или прямо в объятия дьявола, уже не до того, чтобы рассматривать, кто дал тебе этот пинок… Могу только сказать: другой на моем мосте не оказал бы вам и той услуги, какую оказал я: он не стал бы думать о том, чтобы взорвать экипаж. Вы имели бы здесь еще этого слюнтяя Бодо Патце. Уж тот наверняка наплел бы тут такого, что вы почесали бы затылок… Все, что могу вам сказать наверняка: скорость, вертикальная и горизонтальная, у русского превосходит то и другое у "Пе-икса" – он свалился на меня, как ястреб на ворону. Атташе. А как вы расцениваете то, что он по вас не стрелял, а таранил вас? Функ. Это уж вам легче узнать, чем мне. Атташе. Не так-то легко узнавать что-нибудь в этой стране. Странный народ, Функ. Наверно, вам еще предстоит это познать. Функ. Ну знаете, я не так любопытен. Мне бы только спасти свою шкуру. Атташе. Хорошо, Функ, напоследок докажите русским, что в вашей аварии повинен вовсе не их самолет, а вы сами. Функ. Что, что?! Атташе. Вся пресса свободного мира подхватит такую версию: русский самолет, якобы способный летать на такой же высоте, как наш "Пе-икс", – миф. Вас сбил вовсе не их самолет. Это вы сами спустились до высоты двадцать или, скажем, тринадцать тысяч, а там уж пусть хоть ракета. Функ. И вы думаете, найдутся идиоты, которые поверят такой чепухе?! Нет, я тоже не хочу выглядеть идиотом. Атташе. Тогда по крайней мере хоть держите язык на замке. Функ. Ровно в той мере, в какой это будет нужно, чтобы меня не повесили. Атташе. Увы, у них не вешают… Даже таких, как вы. Вы неисправимы. Функ. Ваша школа, генерал… *** Андрей отбросил папку. – Скоты какие-то, а не люди. Алексей Александрович рассмеялся. – И как ты думаешь, чем кончилось дело с этим самым Функом? – Вот уж кого бы я действительно… – Он нам заявил: "Оставшись в живых, я нарушил договор. Благодаря этому я предстал перед вами и даю вам полезные сведения. Вы обязаны возместить мне то, чего я недополучу по договору". Андрей расхохотался. – Ну и логика – сталь! – И вдруг, насупив брови: – Как хочешь, а я бы таких… – Тебе этого не понять. А мне вот по долгу службы пришлось на таких насмотреться. Я научился их понимать. Логика простая: хочешь получить – стань подлецом, соверши преступление, и тогда у тебя все будет – твой вожделенный домик, и садик, и все такое. Это декларировалось еще Гитлером. Так воспитали Функа и тех, кто идет ему на смену. С этим мы должны считаться. Вот почему мы, прежде чем сбивать таких ракетным выстрелом, высылаем навстречу истребитель: "Подумай и садись, так будет лучше для нас и для тебя. Ну, а если уж тебе охота погибать за прибыли твоих хозяев, тогда не взыщи". – А я бы и не пробовал сажать… – Андрей с досадой ударил ладонью по столу. – И подумать, что за такую падаль я… – Не чуди, – сказал генерал. – И вообще тебе пока еще не велено волноваться. Давай-ка отложим эти разговоры. – Куда же откладывать? Ведь не сегодня-завтра ты уезжаешь свидетелем. Вы сделаете свое дело – будете судить Хойхлера. А ведь народы могут осуществить правосудие только благодаря тем четырем… – Тут уж твои "четверо" ни при чем! – возразил генерал. – Если бы миллионы глаз не заглядывали во все щели, куда Хойхлер пытался забиться, он никогда и не предстал бы перед трибуналом. – Найти, выследить, показать, выдать суду – это все-таки детали, а ведь главное – показать преступника. – Может быть, конечно, Галич и… – было согласился уже генерал, но Андрей перебил его: – И Галич, и Барнс, и Грили… их тени ведут вас за стол трибунала. Это они, мертвые, будут главными свидетелями на процессе. А Хойхлера надо повесить. На той же веревке, которая служила Кейтелю и Риббентропу. – Откуда такая кровожадность? – удивился генерал. – Западные немцы должны быть наказаны. – При чем тут немцы в целом? – При том, что не умеют держать в узде таких, как Хойхлер. Уж за то одно – в угол, носом! И это вы сделаете благодаря тем четырем, – Андрей показал на сложенные вместе кусочки картинки. – Весь мир, все честные люди на свете встанут, когда эти четыре тени войдут в зал трибунала. Желая перевести разговор, генерал с наигранным оживлением сказал: – Сегодня мать собрала народ отпраздновать событие… Женщин хлебом не корми – дай устроить сватовство: женит Вадима. – Вадима? – Сегодня он расписывается с этой вашей… Серафимой. Андрей отцовским движением быстро потер висок. – Действительно, событие. Вадим и… Серафима! Только я не выйду. – Андрюша! – Не к чему, папа… Да мне еще и трудно – сразу гости… – Никого же не будет – свои все. – Знаю я это мамино "свои" – сто человек. Один другого неинтересней. – Будет твой бывший комдив… – Ивашин! – обрадовался Андрей. – Это другое дело! – По-моему, он уже и пришел: я слышу, Вера там кого-то усиленно занимает. В кабинете Андрей увидел Веру, беседующую с Ивашиным. В сторонке сидели два офицера. Один из них был Семенов; другой – стройный молодой брюнет кавказского типа – был Андрею незнаком. Ивашин бросился навстречу Андрею, обнял и трижды поцеловал; отодвинулся на вытянутую руку, оглядел с ног до головы и снова поцеловал. |