Книга Орлы капитана Людова, страница 125 – Николай Панов

Кожа немного болела, обгорела под жарким солнцем. «Будто не у Полярного круга идем, а где-нибудь в южных широтах», — подумал Сергей Никитич.

— Погодка подходящая, товарищ мичман, — сказал дежурящий у буксиров Мосин.

— Пока подходящая, — откликнулся главный боцман.

— А что, думаете, на перемену может пойти?

— Солнышко вчера с красной зарей заходило, а нынче со светлой зорькой взошло. Это, наши поморы говорят, к тихой погоде, — задумчиво сказал боцман. — А вот что звезды неярко блестели, вроде как затемнялись, — это значит к сырости, к туману идет дело…

— Нехорошо как, товарищ мичман, в Бергене с нашим сигнальщиком получилось.

— Нормально получилось, — пробормотал Агеев. — Пришли за границу, точнее говоря, в сектор капиталистических стран, ну и началась вокруг всякая уголовщина.

Он прошелся еще раз вдоль сбегающих в воду тросов, еще раз проверил — надежно ли наложены стопора.

Не так давно, при выходе из Бью-фиорда, закончили вытравлять буксиры. Как всегда, они чуть плещутся в темно-синей воде, уходит в глубины слабина круглой тросовой стали, соединяющей док с ледоколом… Порядок, стопоры наложены хорошо… Но чувство беспокойства, какой-то сердечной тоски не покидало Агеева.

Он сознавал, откуда идет эта тоска. Она не оставляла его с той минуты, как на борт «Прончищева» принесли с берега Фролова — тяжело раненного друга.

Сергей Никитич успел только раза два посмотреть на него, мимоходом забегая в лазарет.

— Ну, как тут мой Димка? — спрашивал, остановившись у двери каюты. Оба раза видел там дежурившую возле больного Таню, успокаивался, встретив спокойный взгляд ее добрых серьезных глаз.

Потом началась неотложная работа по подготовке выхода в море, но мысли все время возвращались к Фролову.

Эх, друг Фролов, геройский, но легкомысленный парнишка… Здесь он, конечно, не виноват: знал, как вести себя в иностранных портах, не стал бы ввязываться в драку. Тот парень в шляпе, надвинутой на глаза, только ждал подходящего момента. Но если бы раньше сказать Фролову о предупреждении норвежцев, может быть, был бы осторожнее… Так вот о чем предупреждал тот партизан… Но и без предупреждения сигнальщик, бывший разведчик, обязан был видеть опасность и сзади, не дать возможности врагу нанести тот удар… «Говорить-то хорошо, — думал мичман, — а если бы сам присутствовал при таком избиении, у самого бы, пожалуй, от бешенства потемнело в глазах… А казалось, поход будет мирный и простой…»

«Точно, что мирный и простой!» — горько повторил про себя Сергей Никитич, зашагал к борту баржи, куда Пушков только что принес бачок с борщом, распространявшим вкусный аромат.

На доке и на кораблях пробил обеденный час. Дежурные с бачками выстроились в веселую очередь у камбузов, в кубриках матросы и старшины рассаживались за столами…

— Кушать можно идти, Сергей Севастьянович, — доложила Потапову Таня.

Она стояла на мостике ледокола, вытянувшись почти по-военному, опустив вдоль накрахмаленного фартука смуглые девичьи руки. Под белой косынкой мягкие курчавые волосы оттеняли немного утомленное, бледное от недосыпания лицо. Но продолговатые черные глаза Тани смотрели, как всегда, с ласковым вниманием.

Как служащая ледокола, она обращалась к капитану «Прончищева» и в то же время окидывала взглядом стоящих рядом, давала понять, что приглашение относится и к ним.

— Ну как, прошла головная боль? Лучше чувствуете себя? Глаза-то совсем сонные! — сказал капитан Потапов.

— Куда лучше, Сергей Севастьянович. Ветерок обвевает, а отоспаться всегда успею, — отозвалась Таня.

— Ну, значит, прирожденная морячка! Приглашайте офицеров, я буду обедать позже. — Потапов отвернулся, стал всматриваться в берег.

— Прошу кушать, товарищ капитан первого ранга, — шагнула Таня к Сливину.

— Слушаюсь, товарищ руководитель питания.

Сливин вложил свой тяжелый бинокль в футляр, скинул ремешок с шеи, взглянул на Олсена.

— Гаа сизе миддаг, товарищ Олсен… Прошу кушать.

— Мангетак. Спасыбо, — сказал улыбаясь Олсен.

Они прошли в штурманскую рубку, откуда внутренний трап вел в капитанский салон. Курнаков склонялся над матово-серым разворотом карты на штурманском столе. Игнатьев перелистывал лоцию, сидя на диване.

— Штурман, обедать! — проходя мимо Курнакова, пригласил Сливин.

— Есть… Сейчас меня лейтенант Игнатьев подсменит.

Сливин пропустил Олсена вперед, вслед за ним спустился в салон. Войдя в салон, не сел сразу к столу, глянул в зеркало, обдернул белый китель, прошелся по каюте, взглядывая на барометр и в иллюминатор.

Андросов и Олсен стояли, положив руки на спинки кресел. Ждали Курнакова, чтобы, по морскому обычаю, всем сразу сесть за стол.

В дверь постучали. Четко, по-строевому в каюту шагнул рассыльный.

— Товарищ капитан первого ранга, разрешите обратиться к капитану третьего ранга?

— Обращайтесь, Лютиков.

— Товарищ капитан третьего ранга, раненый вас просит к себе. Беспокоится. Одного вас просит зайти, — понизив голос, сказал Лютиков Андросову.

Андросов вопросительно взглянул на Сливина.

— Может быть, сперва пообедаем, Ефим Авдеевич? — сказал Сливин.

— Я бы лучше сейчас прошел, Николай Александрович.

— Ну идите. Начнем обедать без вас.

Фролов лежал, откинув забинтованную голову на подушку. Его лицо было желтовато-бледным, ввалились прикрытые длинными ресницами глаза. Андросов тихо подошел к койке.

— Товарищ капитан третьего ранга! — приподнялся ему навстречу Фролов.

Молодой военфельдшер, мечтательно глядевший в иллюминатор, порывисто обернулся.

— Лежите спокойно, больной! — военфельдшер решительно шагнул к койке. — Докладываю, товарищ капитан третьего ранга, что при резких движениях могут усилиться последствия травмы головы. Вы же мне обещали, больной, — почти умоляюще он перевел взгляд с Андросова на Фролова.

— Слышите, Дмитрий Иванович, что доктор говорит?

Фролов откинулся на подушку.

— Ну, что у вас за срочность? — Андросов присел на койку, в ногах у раненого.

Фролов потянулся к нему всем телом.

— Доктора ушлите, — лицо его начало краснеть, лихорадочно блестели глаза.

— Товарищ Суриков, прошу вас на минутку выйти. Не бойтесь, не растревожу вашего пациента, — взглянул на военфельдшера Андросов.

Военфельдшер хотел было что-то сказать, но только приподнял плечи, шагнул из каюты. Андросов пересел ближе, взял в руку слабые пальцы Фролова.

— Помните — вам волноваться нельзя. Торопитесь медленно, как говорит наш боцман.