Книга Орлы капитана Людова, страница 59 – Николай Панов

Летчик не отвечал. Высвобождал руку, кивая на револьвер, протестуя против лишения его оружия, будто он не союзник, а враг.

Агеев пожимал плечами, примирительно помахивая рукой.

— Донт андестенд!^[14] — сказал он, засовывая револьвер глубже за пояс.

И летчик перестал волноваться. Он весело захохотал, хлопнул боцмана по плечу. По-мальчишечьи заблистали выпуклые голубые глаза над розовыми щеками, маленькие усики, как медная проволока, сверкнули над пухлыми губами. Махнул рукой: дескать, берите мой револьвер. Он казался добродушным, покладистым малым, смех так и брызгал из его глаз.

Но боцману было совсем не до смеха в тот критический момент. Десятки раз в пути с морского поста обдумывал он, как должен поступить, если найдет незнакомца, и не мог ни на что решиться. Больше всего не хотелось приводить постороннего на Чайкин Клюв.

Не найти самолета? Пробродить по скалам и доложить, что поиски не привели ни к чему? Эта мысль забрела было в голову, но он отбросил ее с отвращением. Во-первых, приказ есть приказ, а во-вторых, боцман был уверен: захвати фашисты англичанина — убьют, несмотря на все международные правила, а может быть, примутся пытать…

Следовательно, первая мысль исключалась.

Нельзя было и отправить летчика одного через линию фронта. Это значило опять-таки отдать человека в руки врага. Ему не миновать всех патрулей и укреплений переднего края. И, еще не найдя самолета, Агеев сознавал: не бросит он летчика на произвол судьбы.

Но летчик, видимо, совсем не был уверен в этом. Может быть, за его внешней веселостью скрывалась тревога. Он заговорил раздельно и убедительно.

— Уиф ю! Тугевер!^[15] — неоднократно слышалось в этой речи.

— Ладно, — сказал Агеев. — Кам элонг!^[16]

Он стремительно обернулся.

В кабине что-то зашевелилось. Агеев отскочил в сторону, выхватывая из кобуры свой верный короткоствольный «ТТ».

Под полупрозрачным колпаком, тяжело опираясь на козырек смотрового стекла, стояла женщина в белых лохмотьях. Золотистые волосы падали на бледное лицо.

Так странно и неожиданно было это появление, что боцман потерял дар речи. Смотрел на женщину, не выпуская летчика из виду, и она глядела на них обоих большими серыми глазами; тонкие губы вздрагивали, как у ребенка, готового заплакать.

Единственное, что пришло Агееву на ум, — произнести по-английски какую-то вопросительную фразу.

— Я русская, — сказала женщина глубоким, испуганным голосом и прижала руки к груди. — Помогите, ради бога, я русская…

Легким движением, как-то не соответствовавшим его массивной фигуре, англичанин шагнул на крыло. Женщина отшатнулась.

— Вы-то как оказались здесь? — спросил Агеев.

Англичанин мягко и бережно взял незнакомку за локоть, помог выбраться из кабины. Бросил ей вполголоса несколько добродушно-недоумевающих слов.

— Я не понимаю, что он говорит. — Губы женщины снова задрожали, сухо блестели огромные глаза.

Летчик все еще поддерживал ее под локоть.

— Как вы попали на этот самолет? Откуда он взял вас? — спросил Агеев.

— Он даже не знал, что я в его самолете, — быстро произнесла женщина.

— Не знал, что вы в его самолете? — только и мог повторить Агеев.

— Это случай, это только счастливый случай, — почти шептала незнакомка. — Когда он сел недалеко от бараков, я пряталась в скалах. Слышу — шум мотора, опускается самолет. Летчик выбрался из кабины, ушел, за скалы. Смотрю — английские цвета на хвосте. Такие самолеты нас бомбили в дороге. Что мне было делать? Все равно погибать! Подкралась, забилась в хвост. Лежу. Слышу — снова загремел мотор, все зашаталось, меня стало бить о стенки. Потом перестало. Потом опять бросило… Самолет опустился… — Шепот женщины стал совсем беззвучным.

— Кто вы такая? — отрывисто спросил Агеев. Женщина молчала, стиснув бледные губы, будто не поняла вопроса.

— Кто вы такая, как ваша фамилия? — повторил Агеев.

— Я… — Она переводила с Агеева на летчика огромные светлые глаза. — Я жена советского офицера, он служит на Севере… Медведев…

— Вы жена старшего лейтенанта Медведева? — почти вскрикнул Агеев. Обычная выдержка изменила ему.

— Да, я жена Медведева, — повторила женщина как эхо.

Она зашаталась. Боцман бережно подхватил ее, опустил на камни. Она была необычайно легка, с тонкой морщинистой шеей, с ввалившимися щеками.

— Хэв сэм дринк!^[17] — сказал заботливо англичанин. Развинтил висевшую на поясе фляжку, большой ладонью приподнял голову женщины, влил ей в рот несколько капель. Она проглотила, закашлялась, оттолкнула флягу. Села, опершись худыми руками о камни.

— Уведите меня! — умоляюще посмотрела она на Агеева. — Они нагонят, убьют вас, меня будут мучить снова…

Летчик быстро заговорил. Боцман вслушивался изо всех сил. Ждал услышать, как попала в самолет эта женщина — жена старшего лейтенанта.

Но летчик говорил совсем о другом: он тоже торопил идти.

— Джермэн, джермэн!^[18] — произнес он несколько раз, указывая на скалы.

— Идти-то вы можете? — с сомнением взглянул на женщину Агеев.

— Я могу идти, я могу! — вскрикнула она. Вскочила, пошатнулась, запахивая халат на груди.

Это был именно халат — из грубой дырявой холстины.

Напряженный свет излучали ее широко открытые глаза.

«Никогда не видел раньше таких глаз, — рассказывал потом Агеев. — Прямо они меня по сердцу резанули…»

Да, положение становилось невероятным, как в сказке. Он приведет на пост не только летчика, приведет жену командира. Такое совпадение! Кому-нибудь рассказать — засмеют, скажут: «Трави до жвака галса!»

— Ну что же, идти так идти! — сказал наконец боцман.

Но он решил возвращаться не прежней дорогой. Повернул к берегу фиорда, неловко подхватив женщину под руку. Она торопилась, скользя по камням. Англичанин шел размашистым твердым шагом.

Из-за скал доносился шелест волн. Они вышли к синей, вскипающей пенными барашками воде за лаковой, черной линией камней. Туман рассеялся, светило высоко поднявшееся солнце, блестело на серой скорлупе раковин, на мокрой морской траве, опутавшей камни.