Онлайн книга «Черная жемчужина императора»
|
Ростовцев вздохнул с облегчением, когда раздался стук ее каблуков в приемной, затем по лестнице вниз, уже стихая. - Опять ты! - сказал он в пустоту, незримому для остальных «канатоходцу». - Она тебя не заметила. - Еще бы, - ухмыльнулся тот и поманил к себе Альберта. - Ловко ты ее спровадил! Одобряю. К барьеру, враг мой! Вернее, к обрыву… загляни вниз, не бойся. Поединок над бездной, это славно. Попробуй. - Потом. - Не стоит откладывать, - настаивал «канатоходец». - Потом ты можешь все забыть. Как ты забыл, что происходило в ночном клубе. Ты ведь не в состоянии толком восстановить события? Кто-то отрезал у женщины прядь волос. - Он покачнулся и захихикал. - Ты шалун, мой мальчик. Ростовцев вскочил и подошел вплотную к «канатоходцу». Того и след простыл, - как всегда. Черт бы побрал проклятого клоуна! Желая отвлечься, Альберт Юрьевич набрал номер Лики. Почему именно ее? А потому… что он раз за разом бесконечно набирал и набирал ее номер в этой безвыходной ситуации. В воображении… в прошлом… или… в будущем? - Это вы, Альберт? - спросила девушка. Он знал каждое ее движение, каждый вздох, каждый взмах ресниц… Откуда? Вот загадка. Он знал теперь, чего именно ему не хватало в жизни. - Лика, - выдохнул он, не чувствуя губ и языка. - Я… люблю вас. Всегда любил. Давно. - Это не ты говоришь! - хихикал «канатоходец». - Что вы сказали? Я не расслышала… - прошептала она. Ростовцев хотел повторить, но губы его не слушались. Он перестал ощущать реальность происходящего. Его манила чернота неба за окнами - огромными окнами его кабинета. Разве уже вечер? В черноте летели дождинки, посеребренные искусственным светом. Где-то за пеленой облаков пряталась томная, скользящая луна… Ростовцев распахнул окно. - Альберт Юрьевич! - звучало в трубке. - Альберт… Ростовцев превозмог дурноту, тыльной стороной ладони смахнул испарину со лба. - Лика… извините. Я перезвоню. Он положил трубку и долго сидел, вперившись взглядом в шероховатую поверхность стены. Пустота в голове медленно заполнялась привычным шумом, - шагами секретарши в приемной, голосами охраны, писком телефона. Снова телефон? Альберт устало взял трубку. - Это ты? - вымолвил ровный, безликий голос. - Я… - Давай сразимся! - Предлагаешь поединок над бездной? - Почему бы и нет? - Это ты, «канатоходец»? - Я… Их разговор походил на зеркальное отражение. - Кто из нас зеркало? - прохрипел Ростовцев. - Я конечно, - ответил голос. - Ты смотришь на меня, а видишь себя. Хочешь, поменяемся? - Хочу. - Тогда… - И голос рассказал Ростовцеву, что и как ему нужно делать. Потом, когда Альберт Юрьевич опомнился, в телефонной трубке уже звучали гудки. Подчиняясь первому побуждению, Ростовцев потянулся к кнопке вызова начальника охраны, - но передумал. Что, если никакого звонка не было? Если разговор с «канатоходцем» состоялся только в его воображении? Как и сам «канатоходец», который существовал и действовал в какой-то параллельной реальности. Ростовцев никак не мог разобраться, насколько тесно переплетены эти реальности и чем мысленные картины отличаются от «общих». «Общими» он называл те события, которые видят и слышат другие люди. - Я проверю, - шептал Альберт Юрьевич. - Проверю… Просто поступлю так, как он предложил. * * * Подмосковная Ивановка была похожа на десятки подобных же загородных поселков, - провинциально тихих, деревянных, с большой церковью, с вокзалом и каменным центром, окруженным сельскими улочками, по которым бродили куры, буйно росли сирень, рябина и дикие яблони. Такие улочки могли тянуться до самого леса или спускаться к извилистым речушкам с мостами из прогнивших бревен, с камышовыми берегами и стайками диких уток, качающихся на зеленой от ряски воде. - Где тут Савин живет? - спросил Смирнов у суровой, прямой, как жердь, старухи в коричневом платке. - Через три дома, - охотно ответила она, махнула вперед костлявой рукой с крупными, загрубевшими от работы пальцами. - Прямиком иди, сынок, не сворачивай. Там у крыльца велосипед батюшки будет. - Какого батюшки? - Помирает он, Савин-то, - объяснила старуха, поправляя платок. - Батюшку пригласил, хотит в грехах покаяться. Ты беги, не опоздай. Сыщик прибавил шагу. Дом, где доживал последние дни бывший преступник, стоял среди голого сада, глядел на улицу тремя окнами с раскрытыми ставнями. У забора нежно зеленели кусты крыжовника. Велосипед батюшки приткнулся у резного деревянного крыльца, как и говорила старуха. Над крышей дома курился дымок, дверь оказалась открытой, в просторных сенях пахло дровами, из горницы доносились невнятные речи. Всеслав решил подождать, пока священник выйдет, - негоже нарушать таинство отпущения грехов. Он присел в сенях на самодельную табуретку, сбитую из необструганных досок, задумался. Сможет ли Савин говорить, позволит ли ему болезнь вспомнить далекое прошлое? Хоть бы смог! Из горницы, неся собой свечной и ладанный дух, вышел мужчина невысокого роста, щуплый, с редкой бороденкой, с распущенными по плечам волосами. Он молча взглянул на незнакомца. Смирнов встал, поздоровался. - Здрав будь, - мелко закивал головой батюшка. - Извини, тороплюсь. Нынче много работы! Храни бог! Он привычно осенил незнакомца крестом и поспешил к своему велосипеду. Сыщик, чуть потоптавшись, шагнул к ситцевой занавеске, закрывающей вход в горницу. Оттуда пахнуло теплом, - в большой печи потрескивал огонь, крашеные полы блестели чистотой, в углу, на высокой железной кровати, на перине, на взбитых подушках, укрытый одеялом, лежал человек. Он чуть повернул голову и покосился на гостя. - Ты кто такой? - проскрипел больной. - Зачем явился? На ангела не похож. Да и не придут за мной ангелы-то! Видать, быть мне бесовской добычей. - Раздавшиеся сиплые звуки, которые перешли в кашель, судя по всему, были попыткой Савина засмеяться. Несмотря на болезнь, у него сохранилось чувство юмора. - Садись, коль пришел, - откашлявшись, предложил он. - Выкладывай, чего надо. Всеслав послушался, примостился на шатком стульчике у кровати, где перед этим, наверное, сидел священник. - Любомир Петрович, - вежливо начал он. - Я хочу расспросить вас о Шершине. Это очень важно. На лице больного отразилась внутренняя борьба: с одной стороны, ему не пристало болтать о былых «подвигах», с другой - жить оставалось мало, и батюшка посоветовал ему ничего не таить, покаяться во всем, что сумеет вспомнить. «Чистосердечное сожаление о прямых и косвенных злодеяниях, совершенных тобою и твоими… товарищами, - осторожно выразился он, - поможет тебе избавиться от груза грехов и получить прощение у Господа. Пришла пора облегчить душу, сын мой! Любомир - прекрасное имя, данное тебе родителями, - ты запятнал недобрыми делами и корыстными помыслами. Постарайся искупить вину искренним раскаянием. Бог милостив!» |